Ад и Рай у славян
Представления об аде и рае у славян. Еще до принятия христианства встречаются сведения о том, что наши предки называли страну умерших словами «нав» и «пекло». Так, например, слово «навь» (навье) как страна умерших употребляется в Переяславской списке, где есть также такие слова: «из навей дети нас емлют» [1]. В «Повести о Петре и Февронии» читаем: «Яко же лести на древо в
[164]
высоту через ноги в нави зрети, мысля, абы не сурватися с высоты» [2, с. 272].
Слово «навь» (навье, навья, навей) в некоторых диалектах и говорах и сейчас еще употребимо в значении «мертвец» [3, с. 981]. В этом же значении оно употреблено и в некоторых местах летописей. В Лаврентьевской летописи говорится: «...приведе Янка митрополита Иоанна скопьчину, его же видъвше людье вси рекоша: се навье (по другому списку: мертвец) пришелъ, отъ года бо до года пребыв умре». Летописец, рассказывая о явлении в 1092 г. незримых духов, которые рыскали на конях и поражали смертью полочан, прибавляет, что в то время говорили: «яко навье бьють полочаны», т.е. мертвецы карают народ чумными стрелами (молниями). В древних переводах библейских книг навь употребляется также в смысле ада, тартара, царства мертвых. Радуницу, когда совершали поминки по усопшим, называли в народе навий день или навьи проводы [4, с. 236].
Страну умерших наши предки представляли в различных образах.
За лесушками за темными,
За горами за высокими,
За облачками да за ходячими,
Да за частыми звездушками [5, с. 49].
Так, например, славяне-язычники считали небо страной отцов. На подобное понимание указывают сохранившиеся у славян предания о том, что души умерших должны «драпаться» на крутую, неприступную гору. «Кладут также в гроб обрезанные ногти, если покойный собирал их: это делается обыкновенно в убеждении, что придется на том свете подниматься на стеклянную гору» [там же, с. 305]. Материалы этнографических экспедиций середины XIX — начала XX веков подтверждают, что в разных местностях крестьяне уверяли, будто «обрезанные ногти не должно кидать, а должно хранить, кладя их за пазуху», на том свете они пригодятся, потому что каждому после смерти придется влезать на крутую гору, а с помощью ногтей это можно сделать скорее [6, с. 120]. Белорусы, например, утверждали, что обрезки ногтей, спрятанные за пазухой, после смерти срастаются с ногтями на пальцах; после этого они долго не будут ломаться, что поможет взобраться на железную гору, где стоит рай [там же]. В мифологии литовцев души умерших, чтобы достигнуть того света, должны влезать на крутую блестящую гору Anafielas. Чтобы помочь мертвецам успешнее взобраться на эту го-
[165]
ру, они обыкновенно сжигали с трупом когти медведя и рыси [цит. по 7, с. 96]. А в русской сказке «О золотой горе» Иван-царевич приезжает к горе, «крутизна которой была столь высока, что на нее влезть никак было не можно», тогда царевич находит в скважине горы железные когти, при помощи которых влезает на гору и достигает своей цели [8, с. 129].
В приведенных преданиях блестящая круглая гора, на которую должны взобраться души умерших, есть небесный свод, который своей блестящей куполообразной формой напоминал гору [6, с. 141].
Считая, что души умерших отправляются на небо, наши предки думали, что они уходят на запад. В похоронных причитаниях умирание сравнивают с заходом солнца [5, XII]. По народному верованию, покойников нужно хоронить до захода солнца, для того, чтобы отходящее на покой солнце могло их захватить с собой и довести до обители умерших. Можно предположить, что в основе подобных представлений лежат наблюдения за ежедневным движением солнца, в котором человек видел целую жизнь живого существа, подобие своей собственной: оно рождалось, быстро становилось юношей, мужало, старилось и, наконец, умирало, скрываясь на западе, погружая природу во мрак. И нашему предку представлялось, что там, где умирало солнце, где оно скрывалось, и лежит та неведомая страна, обитель, которая ожидает его самого после смерти и куда прежде отошли его отцы [6, с. 183].
К X веку сложилось представление о блаженной стране предков как о саде, где царствует вечное лето, светит солнце, зеленеют деревья и трава. По свидетельствам арабских писателей (Ибн-Фадлан, Аль-Массуди, Абу-Фареи, Ибн-Хаулаль), у славян-язычников существо вало верование в рай. Так, Аль-Массуди, говоря о том, что жены славянские лишают себя жизни после смерти мужей, замечает, что они «пламенно желают быть сожженными вместе со своими мужьями, чтобы вслед за ними войти в рай» [цит. по 7, с. 98-99]. Ибн-Фадлан, рассказывая о русском обряде сожжения мертвых, приводит слова девушки, обрекшей себя на сожжение: «Вот вижу отца моего и мать мою, — говорит девушка, — вот сидят все мои умершие родные; вот и мой господин — он сидит в раю, и рай так прекрасен и зелен». В этом же рассказе Ибн-Фадлан, упоминая о рае, приводит слова русса-переводчика, объяснявшего ему обряд погребения. «Мы сожигаем мертвецов потому, чтобы умерший без задержки вошел в рай» [цит. по 9, с. 67-68].
[166]
Куда бы славяне-язычники не помещали условно страну предков — на небо или под землю, они полагали, что к ней ведет дорога, «божья тропа или тропа блаженных» — Млечный Путь, который получил название «дороги» у разных народов. Афанасьев А.Н. объясняет это по тому впечатлению, какое производит на зрителя его длинная, тянущаяся по всему небесному своду полоса. В Ведах Млечный Путь называют дорогой Ариамы, кроткого властителя в стране усопших предков, с именем которого в несомненном родстве состоит национальное название ариев [10, С. 283]. В народных преданиях Млечный Путь то представляется дорогой, по которой праведники шествуют в рай, то, напротив, дорожкой умерших, идущих на вечное житье, то дорогой, пересекающейся посередине — одна из половин ведет в рай, а другая — в ад [11, с. 15]. Литовцы называли Млечный Путь «pauks zsziu kielks», т. е. птичья дорога, потому что души, возносящиеся по этой дороге на небо, представлялись легкокрылыми птицами. «Еще до сих пор литовцы, когда умрет кто-нибудь в семействе, уверяют, что они видели покойника — как он пронесся на борзом коне по птичьей дороге (млечному пути) с тремя звездами в руке и вступил в селение вечного блаженства» [10, с. 204].
Страна отцов от мира живых отделялась всесветным морем-океаном или рекой, обтекающей со всех сторон землю. Души усопших должны были переправляться на тот свет через обширные глубокие воды [там же, с. 280]. Вследствие этого душа умершего должна была, по представлению древнерусского человека, переплыть это водное пространство. Представление о водной стихии, лежащей на пути к стране умерших, как один из образов языческих верований, сохранился как в народных преданиях, так и в духовных стихах и апокрифах. По народному верованию, русалки — души умерших, могут возвращаться из своего обиталища, плывя по воде на яичной скорлупе, поэтому крестьяне считали необходимым раздавить скорлупу съеденного яйца на мелкие части [6, с. 577-578]. Малороссы рассказывают, что навы (мертвецы) живут за морем в блаженной стране. Желая сообщить им радостную весть о светлом празднике Воскресения Христова и вместе с тем о весеннем обновлении Природы, здесь имеют обыкновение бросать в реки скорлупу крашеных яиц, которая, по верованию малороссов, несясь по течению воды, приплывет к берегам навов в «зеленый четверг», известный между поселянами под именем навьского великого дня [там же, с. 578].
[167]
Переправу через «глубокие обширные воды» совершали на лодке, корабле или ладье, однако можно было добраться до страны отцов и на санях или другой повозке, верхом на коне или пешком по мосту, который перекинут через «всесветное море».
Представление о мосте, ведущем в страну отцов, существует у различных народов как индоевропейских, так и неиндоевропейских. На то, что у славян действительно было представление о мосте, перекинутом к стране отцов, указывает письменный памятник «Сказание Пафнутия Боровскаго», которое хотя и позднего происхождения и уже (как и духовные стихи) освящено христианством, но сохранило следы языческой старины. В этом сказании говорится, как один умерший человек прошел в рай по трупам нищих, которые в благодарность за его милостыни при жизни «сотворили» из своих тел «яко мост через странную ту реку» и тем дали ему возможность перейти в «чудное место» (рай) [цит. по 7, с. 113-114]. В простом народе долго жило поверье, что душа пойдет по мосту, а потому в гроб под голову покойнику клали несколько щеп от гроба, которыми умерший мог бы воспользоваться, если мост прохудится в некоторых местах.
Интересное представление о мосте, перекинутом через воздушное пространство, бытовало в тульской губернии. Там начало млечного пути называли «косари»: «уверяют, что там стоят на страже четыре косаря и рубят всякого, кто вздумает пройти этою заповедною дорогою» [10, с. 285-286].
Мостом, перекинутым к стране отцов через водное пространство, в представлении древнего человека являлась радуга — «издревле, радуга признавалась за путь усопших» [там же, с. 25]. Своими концами, словно уходя под землю, а срединой своего изгиба касаясь небесного свода, радуга служила как бы связью между заоблачным и подземным миром, а также видимым выражением связи между людьми и той далекой страной, куда человек отсылал души умерших [7, с. 114].
Душа умершего, по представлению предка-язычника, не могла одна пробраться к месту своего назначения — она имела провожатого. Так, в одном из духовных стихов говорится:
А всем нашим душам
Через ту реку провожатися будет [12, с. 223].
Души умерших по представлению наших предков, не только провожали в страну отцов, но и перевозили по водному пространству.
[168]
Перевоз составляет известный труд, требующий на этом свете некоторого вознаграждения, поэтому из погребальных обрядов видно, что для переправы на тот свет признавали необходимой плату.
При раскопках мест захоронения были найдены монеты. Из этих монет именно те, которые клали в руки умерших или около нижней челюсти, предназначались в уплату перевозчику [13, с. 184].
Плата за перевоз встречается и у родственных славянам народов. Так, греки клали в рот покойнику обол, и эта монета носила название «uaulon», т. е. плата за перевоз в лодке. В гробницах Пантикапейского Некрополя (г. Керчь) найдены различные предметы погребального обряда и житейской обстановки умершего, но даже в самых бедных могилах присутствует медная «монета Харона», которую вставляли между зубов покойника [там же, с. 182]. Клали в могилу монету за перевоз и римляне. Этот же обычай существовал у литовцев и угров.
Вход в страну отцов открывался не сразу перед явившимися душами. Его охраняли, поэтому душам нужно было миновать сторожей, чтобы наконец попасть в место своего назначения. Русские сказки рассказывают о сторожах загробного царства, каковыми являются то змеи, то львы [8, № 171, 73]. Встречается указание на мифических сторожей и в похоронных причитаниях (причети). «Сторожа, — говорит причет, — стоят ведь там (у страны отцов), да все не стариют» [5, с. 31]. Миновав сторожей, душа попадала в место своего назначения.
Отвечая на вопрос, куда душа уходит или где живет после смерти, согласно представлениям наших предков, прежде всего, сталкиваемся с верованием в посмертную жизнь души на земле в различных образах [7, с. 70].
[169]
Цитируется по изд.: Гордиенко-Митрофанова И.В., Аксенов В.С. Язычество восточных славян (VIII-X вв.). Киев, 2003, с. 164-169.
Литература
1. Мошин В. Послание русского митрополита Леона об опресноках в Охридской рукописи // BS. — 1963. — Z.1.
2. Срезневский И.И. Материалы для словаря древнерусского языка: В 3-х т. — СПб., 1890-1912. — Т.2.
3. Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка: В 4-х т. — СПб., 1880-1882. — Т.2.
4. Полное собрание русских летописей, изданное по высочайшему повелению Археографическою комиссиею. — СПб., 1841- 1843. — Т.1.
5. Барсов Е.В. Причитания Северного края. — М. 1872. — 4.1. Плачи похоронные, надгробные и надмогильные.
6. Афанасьев А.Н. Поэтические воззрения славян на природу: В 3-х т. — М.: Солдатенков, 1865-1869. — Т.1.
7. Соболев Н.С. Мифология славян. Загробный мир по древнерусским представлениям (литературно-исторический опыт исследования древнерусского народного миросозерцания) / Сер. «Мир культуры, истории и философии». — СПб.: Лань, 2000.
8. Афанасьев А.Н. Народные русские сказки: В 3-х т. — М., 1957.— Т.1.
9. Котляревский A.A. О погребальных обычаях языческих славян II Сборник отделения русского языка и словесности Императорской Академии наук. — СПб., 1891. — Т. 49. — С. 1-296.
10. Афанасьев А.Н. Поэтические воззрения славян на природу: В 3-х т. — М., 1865-1869. — Т.3.
11. Труды Этнографическо-статистической экспедиции в западнорусский край, снаряженной Императорским русским географическим обществом. Юго-западный отдел. Материалы и исследования, собранные д. чл. П.П. Чубинским. — СПб., 1872. — Т.1. — Вып. 1.
12. Бессонов П.А. Калики перехожие. Сборник стихов и исследование: В 2-х ч. — М., 1861-1863. — 4.2.
13. Анучин Д.Н. Сани, ладья и кони как принадлежности похоронного обряда II Древности. — М.: Труды Императорского Моск. археол. общества. — 1890. — Т.14.