Соборность как форма организации русского народа.

Одним из идентифицирующих признаков принадлеж­ности к русскому народу для черносотенцев являлась соборность, которая в широком смысле подразумевала единение народа, выражаемое «в слове и деле всеми его членами вместе и каждым в отдельности». Она охватыва­ла все сферы жизни народного организма, став одним из компонентов определения понятия народности, которая «есть соборность рода, языка и быта страны (отечества, родины), связанная верою, просвещением и предопреде­ленною Господом Богом целесообразностью»[i]. Собор­ность выполняла интегративную и охранительно-защит­ную функции, исходя из которых приобретала следующие основные формы:

гражданско-правительственная соборность как форма единения народа с царем, то есть своеобразный патриар­хальный демократизм, обеспечивавшей коммуникацию между верховной властью и подданными. Противопостав­ляя ее западноевропейским парламентским учреждениям, крайне правые указывали, что член собора — не предста­витель народа в стане царя, а «свидетель о жизни народной перед лицом самого народа, возглавляемого царем»[ii];

церковная соборность как форма организации и еди­нения православных верующих: «Церковно-соборное деяние есть свидетельство представителей церкви о вере Богом врученной им паствы. Правое веры свидетельство перед лицом церкви вводит ее в общественное сознание, утверждает и расширяет ее во все концы»[iii];

земская народно-общественная соборность, выпол­нявшая интегративную роль обеспечения связи русского человека со своим социальным слоем, обществом и наро­дом в целом. Данный вид соборности рассматривался как «свидетельство всех чинов людей о правде народной: о его жизни, нуждах, думах и чаяниях» и имел преимущества пе­ред партийностью, так как обеспечивал возможность реа­лизации качества (истины) перед количеством (большин­ством). Здесь черносотенцы исходили из мнения, что сила соборных постановлений заключалась не в численности, их провозглашающих, а в истинности провозглашаемого как «вечного проявления неизменной правды Божией». Ссылаясь на опыт демократических стран, крайне правые указывали, что «большинство голосов» часто обеспечива­ется умышленной подтасовкой, а иногда складывается не­разумною случайностью[iv].

Другой функцией земской народно-общественной соборности являлась охранительно-защитная. Исходя из положения о том, что русский человек принадлежит рус­ской цивилизации, пока сохраняет связь с малой родиной и своим социальным слоем, черносотенцы указывали, что в отрыве от своей среды русский человек подпадает под соблазны западничества, духовно и физически раз­лагается. «Пожив в городе или где-нибудь на "шахтах", — мужик очень часто возвращается в деревню хулиганом, ни к селу ни к городу толкует о "швабодах" и поносит началь­ство», — писала в январе 1916 г. черносотенная пресса[v].

Согласно исследованию А. В. Репникова, русские кон­серваторы традиционно рассматривали общину как основу охранительства в государстве, т. к. отношения в ней были построены на особом, религиозном понимании бытия[vi]. Вслед за ними ортодоксальное крыло правомонархистов считало необходимым консервацию общины как преграду на пути внедрения капиталистических отношений в де­ревне, вызывавших расслоение крестьянства и создавав­ших основу для подрыва самодержавной системы. Одна из причин первой российской революции виделась в том, что проведенная в 1861 г. крестьянская реформа, во-первых, лишила помещиков возможности оказывать воспитатель­ное влияние на крестьян, во-вторых, открыла дорогу для проникновения в сельский мир «неблагонадежных» эле­ментов, что в совокупности создало условия для ослабле­ния внутриобщинных связей, приведших к стремлению крестьян решать возникающие вопросы нередко незакон­ными мерами[vii].

Исходя из вышеизложенных критериев, черносотен­цы весьма расширительно толковали термин «русский народ», включая в его состав украинцев и белорусов, что определило его триединый характер. «Под именем "рус­ской народности" мы понимаем: великоруссов, малорос­сов и белорусов…», — заявляла черносотенная пресса[viii]. Принятие указанных народов в русскую семью обуслав­ливалось общностью православной религии, истории, на­циональной культуры и психологии, что констатировали в своих программах крупнейшие крайне правые организа­ции — СРН и СМА. В данном случае черносотенцы сле­довали официальной идеологии, считавшей русским все православно-славянское население Российской империи и отказывавшейся видеть в украинцах и белорусах отчуж­денные от великороссов народы. Наличие у последних собственной национальной культуры и языка трактова­лось как локальные проявления единого целого[ix].

Как видим, данные выше характеристики фиксиро­вали размытость этнического компонента в определении понятия «русский». Трактуя народность в религиозном, политическом и культурном контексте, черносотенцы делали в этой связи вывод о том, что истинно-русским человеком можно стать, приняв базовые ценности рус­ского культурно-исторического сообщества. О малозначимости для черносотенцев этнического происхождения говорит то, что они признавали немецкое происхожде­ние царской династии. На страницах «Русского знаме­ни» указывалось, что предки бояр Романовых вели свою родословную от прусского короля Войдевита, внук ко­торого Гландус Камбила в 1283 г., спасаясь от немецких крестоносцев, бежал к русскому князю Дмитрию Алек­сандровичу. При крещении прусака Гландуса, ставшего родоначальником Романовых, назвали Иваном, а про­звище дали по созвучию с прежним — «Кобыла» (Камбила)[x].

Для черносотенцев пример династии Романовых, ве­ками верой и правдой служившей России, являл собой ошибочность националистического подхода определения русскости по крови. Иными словами, русскость являлась не генно-этнической конструкцией, а категорией духов­ного порядка, подразумевавшей православное и самодер­жавно-государственное миропонимание. Данный подход подтвердил видный черносотенец И. И. Восторгов, кото­рый в своем труде «Монархический катехизис» вообще не включил этнический компонент в определение понятия народности, рассматривая ее как «общество, объединен­ное на основах единства духовных и материальных инте­ресов — территории, географических условий, языка, ве­рований, исторических условий развития и т. п.»[xi].

Черносотенная идеология исходила из фундаменталь­ных ценностей консерватизма, среди которых народ (на­ция) рассматривался сакральной общностью, предопреде­ляющей судьбу составляющих ее социальных слоев, групп, личностей. Для консервативной идеологии народность формировала определенный тип личности через систе­му нравственных норм, человеческих взаимоотношений, способ жизни и ведения хозяйства.

Для крайне правых слова «черносотенец» и «русский» являлись синонимами. Данную мысль четко сформулиро­вало в январе 1916 г. «Русское знамя»: «Русский человек должен быть православным — правым, и если русский не православный, то он — не русский»[xii]. Данная трактовка русскости неизбежно включала всех носителей вышеука­занных религиозных и политических взглядов как сторон­ников крайне правых организаций. «Нам не приходится пропагандировать свои идеи в народе, как то делают все политические партии почти без всякого успеха, если не считать обман и насилие за успех», — заявлялось в 1906 г. в Киеве на III Всероссийском съезде русских людей.

Таким образом, в черносотенной идеологии под народ­ностью понималось духовно-религиозное, политическое, культурно-   психологическое и соборное единство русских людей. Националисты делали приоритет на этнической идентичности (родстве), а либералы на государственно-гражданском единстве. В современной литературе также встречаются подходы рассмотрения нации и как культур­но-исторической и языковой общности (общности исто­рической судьбы, религии, языка и культуры), и как этни­ческой общности, основанной на кровном родстве. С этой точки зрения в своих подходах к понятию нации черносо­тенцы опередили свое время, так как понятие народности в правомонархическом варианте трактовки несло прежде всего идеологическую начинку, что позволяло преодолеть фактор этничности.

Идеологию правомонархических организаций России начала XX в. достаточно сложно отнести к националисти­ческой и шовинистической, поскольку главными каче­ствами русскости в их представлении было православное вероисповедание и верность самодержавным устоям. Эт­ническое происхождение имело гораздо меньшее значе­ние, что стало идеологическим новшеством, т. к. черно­сотенцы предлагали основу единения народов империи на базе самосовершенствования в христианском духе и укре­пления основ общего государства — Российской империи. Преодолеть этнический фактор при формировании новой общности — советского народа впоследствии пыталась и КПСС, но уже на других идейных основах.

Как показывает вышеизложенный материал, отрица­тельно относясь к распространенным в то время на Запа­де теориям, рассматривавшим национальный феномен в контексте расово-биологических факторов, черносотенцы определяли принадлежность к русскому народу приняти­ем базовых ценностей русского культурно-исторического сообщества — православия, самодержавия и народности. Несмотря на многочисленные обвинения либерального и революционного лагерей в национализме и шовинизме, присущий черносотенной идеологии приоритет духовно-религиозного компонента позволял правомонархическому движению преодолеть узкий национализм и интегри­ровать в него представителей других национальностей, что определило интернациональный характер черной сот­ни. Дистанцирование от националистических идей расо­вой чистоты, национального превосходства и этнической сегрегации, чреватых возникновением напряжения с на­селением окраин страны, объяснялось стремлением со­хранить единую и неделимую Российскую империю.