Аполлон: главные аспекты культа

Главные аспекты культа Аполлона в ионийско-понтийских полисах. Исходя из многочисленных материалов, накопленных в основном во второй половине прошлого века, можно уверенно считать, что именно Аполлон в большинстве ионийских апойкий на Понте Евксинском являлся верховным богом. Вместе с тем, нельзя отрицать его главенствующего положения и для других потоков колонистов в западном направлении, хотя источники о его широкой популярности не столь многочисленны в полисах на территории Великой Греции. Однако, например, только при основании Наксоса на побережье Сицилии сохранились данные о том, что ойкист Фукл установил прямо на месте высадки кораблей алтарь Аполлону Архегету [Malkin, 1986: 959-972]. Отголоски этой традиции ярко выражены в стихотворении Аполлония Родосского: «Камни морские затем, что поблизости были, сбирая, / Сооружать они стали на бреге алтарь Аполлона, / Береголюбца, посадки хранителя и незамедля / Ветви оливы сухой поверх алтаря возложили» [Apoll. Rhod. I, 402-405]. Во многом это объясняется разными, в том числе и морскими, функциями Аполлона, бывшего не только защитником на море, но и богом берегов и пристаней, хранителем кораблей и, соответственно, способствующим счастливой высадке мореплавателей и колонистов, которые благополучно приплыли на новую землю, чтобы остаться

[221]

здесь навсегда. Совершенные на алтаре жертвоприношения своему главному сакральному предводителю свидетельствовали не только об их радости и благодарности, но и о вере в защиту своего бога на будущее. Кроме того, именно Аполлон выступал чаще всего в ипостаси покровителя всех колонистов и основанных ими апойкий, что, несомненно, заранее предопределялось его оракулами в Дельфах или Дидимах [см. лит.: RE, II: 41-43; Русяева, 1986: 29-32; 1992: 27-29; Malkin, 1987: 246-249; Лордкипанидзе, 1997].

Можно предположительно считать, что вообще все ионийские колонисты, на каких бы побережьях ойкумены они ни высаживались, первоначально совершали жертвоприношения и возлияния в честь бога Аполлона в ипостаси архегета или гегемона, независимо от того, какая эпиклеза потом ему присваивалась. Другое дело, что такие места в результате значительной абразии морских и лиманных берегов не сохранились. В зависимости от природных условий и некоторых различий в религиозном мировоззрении колонистов первые ритуальные действия не обязательно везде совершались на каменных алтарях, для сооружения которых требовались время и соответствующие материалы. Следует думать, что первоначально для этих целей устраивались временные алтари из дерева и камыша или же совсем примитивные - из отдельных необработанных камней. Однако впоследствии это место считалось священным, и здесь могли поставить не только постоянный алтарь, но и построить святилище.

В настоящее время по существу общепринято, что Дидимы в период милетско-понтийской колонизации специально выдвинули своего бога с эпиклезой Иетрос для покровительства и сакральной защиты новых полисов [Ehrhardt, 1983; Виноградов, 1989; Русяева, 1986; 1992; 1998]. За пределами понтийского региона Аполлон с такой эпиклезой нигде более не зафиксирован, что еще больше убеждает в том, что он был понтийским богом милетских апойкий. Во всяком случае, как показывают имеющиеся источники, его почитали в Аполлонии Понтийской, Истрии, Тире, Борисфене, Ольвии, Пан- тикапее, Мирмекии, Феодосии, Патрее, Гермонассе и, очевидно, в других боспорских городах, а также в Синопе [см. лит.: Lambrino, 1937; Pippidi, 1969; Виноградов, Русяева, 1980: 30; Ehrhardt, 1983: 130-147; Самойлова, 1988: 75; Сударев, 1999: 216-217; Петрова, 2000: 136-139; WBR, Sinope]. Уже исходя из названия видно, что первая из вышеназванных апойкий, несомненно по велению оракула, сразу во главе своего пантеона поставила Аполлона. Наименова-

[222]

ния других полисов, вероятно, также были в какой-то степени предопределены оракулом в Дидимах. Во всяком случае, нет сомнения в том, что Ольвия получила его благодаря прорицанию [Русяева, 1986; Буркерт, 1990]. Не исключено, что Патрей на Боспоре был назван в соответствии с идентичной эпиклезой Аполлона. При определении наименования того или иного полиса имело значение его географическое расположение: Истрия, Борисфен, Пантикапей получили таковые вследствие уже ранее известных названий рек, в непосредственной близости от которых обосновались колонисты.

Для исследования отдельных культов божеств большое значение имеют открытие их святилищ и найденные при их раскопках соответствующие эпиграфические материалы. Как известно, в Аполлонии Понтийской было святилище Аполлона, в котором стояла колоссальная, высотой 13,2 м, бронзовая статуя бога работы известного скульптора Каламиса [Strabo. VII, 6, 1; Plin. NH. XXXIV, 39]. Предположительно она была изваяна во второй четверти V в. до н. э. и представляла собой стоящего на постаменте обнаженного Аполлона, в одной руке держащего лавровую ветвь, а в другой - лук. По сообщению Страбона, статуя была вывезена римлянами во время похода Марка Лукулла и установлена в Капитолии [Strabo, VII, 6,1]. Относительно этого памятника и его имитаций на монетах высказано много различных гипотез и соображений [см. лит.: Роков, 2001:119— 132]. Удивляют прежде всего его размеры в соотношении с финансовыми возможностями Аполлонии. Вероятно, преувеличенными являются сведения Плиния Старшего о его стоимости в 500 талантов, если только в его время памятник не был оценен в такую сумму [Plin. NH. XXXIV, 39]. Однако не исключено, что он был изготовлен за счет средств собранных во всех городах, входящих в западнопонтийскую амфиктионию, поскольку Аполлония как бы открывала путь всем мореплавателям в бурные воды Понта Евксинского [Русяева, 1992: 40-41]. Местонахождение святилища Аполлона в этом полисе до сих пор не локализовано. Согласно нумизматическим и эпиграфическим данным, Аполлон почитался здесь постоянно под культовым именем Иетроса (7GBR, I2, 399, 400, 403; Ehrhardt, 1983:137, 432; лит.]. На монетах Аполлонии часто изображался ее верховный бог-эпоним. Поэтому открытие его святилища, если только оно давно не разрушено морскими водами, могло бы дать много интересных материалов для изучения его культа Аполлона Иетроса.

[223]

Точно так же по нумизматическим материалам устанавливается наличие культа и храма Аполлона, возможно тоже с эпиклезой Иетрос, и в Синопе [WBR, Sinope; Максимова, 1956: 413; Ehrhardt, 1983: 136]. Культовая статуя этого бога в различных ракурсах и вариантах копировалась

на синопских монетах III в. до н. э. - II в. н. э. Отличительным признаком отдельных из них было изображение Аполлона, стоящего на низком постаменте в архаическом стиле перед треножником, то есть в образе бога-прорицателя. Важными для понимания роли Аполлона в Синопе являются также его статуарные изображения в двухколонном портике храма, что, безусловно, указывает на то, что его древняя статуя находилась в городском храме.

Посвятительная надпись Теоксена, сына Гепполоха, Аполлону Иетросу. Истрия. IV век до н. э.

Значительную роль играл культ этого бога и в Истрии. В его святилище хранились государственные декреты точно так же, как в святилище Аполлона Дельфиния в Ольвии. Сравнительно большое количество надписей дает достоверные сведения о наличии в Истрии храма Аполлона Иетроса [Lambrino, 1937; ISM, I, 6, 18, 28, 34, 64; Русяева, 1992: 35-36, 38; Rusjaeva, Vinogradov, 2000]. В полисе проживал аристократический род, в котором должность жреца этого бога передавалась по наследству, как и у дидимских Бранхидов [ISM, I: 281-283]. Согласно посвятительной надписи Аполлону Иетросу на мраморном архитраве, установлено, что храм был воздвигнут на средства этого рода в IV в. до н. э. Кроме того, его жрецы являлись ежегодными эпонимами в Истрии [ISM, 1,144,169, 170]. Сам Аполлон с характерными для него атрибутами (лирой и плектром), а также его символы (стрела и колесо) периодически изображались на истрийских монетах [Pick, 1898:168-169]. Как ни в одном полисе на Понте Евксинском, в Истрии нашло яркое отражение почитание семейной триады - Зевса, Аполлона, Артемиды [Lambrino, 1937: 352-362]. О сохранении здесь исконных традиций в почитании Аполлона Иетроса свидетельствует воспроизведение его статуи V в. до н. э. на монетах первых веков новой эры.

Однако в наибольшей степени важность полученной информации прослеживается по данным изучения культа Аполлона Иетроса

[224]

в Ольвии. Здесь впервые, как уже отмечалось, открыто его древнейшее в Причерноморье святилище с храмом и алтарями, материалы которого, особенно посвятительная надпись на мраморном постаменте для бронзового треножника, где он величается Владыкой Истрии, а также граффити, раскрывают многие грани его культа [Русяева, 1991а; Rusyaeva, 1994; 1999; 2003а]. Важное значение этих источников заключается и в том, что из-за их отсутствия культ Аполлона Иетроса в течение длительного периода считался одним из наименее популярных. Так, еще в начале XX в. в работе о культах в Ольвии английской исследовательницей Дж. Хирст вообще высказывались сомнения относительно почитания такого божества в этом городе [1908: 92-93]. На основании отдельных посвящений Иетросу и Дельфинию И.И. Толстой полагал, что в ранний период это были самостоятельные божества, стоявшие особняком от Аполлона, и только значительно позже их превратили в его эпитеты [1905:44 и сл.]. Предполагалось также, что культ Аполлона Иетроса проник в Ольвию из западнопонтийских городов - Истрии или Аполлонии [Русяева, 1979: 15]. Только после открытия его святилища в Западном теменосе стало ясно, что здесь он не только один из древнейших богов в пантеоне, но первоначально выступал в ипостаси верховного сакрального архегета, покровителя и защитника, как и в других милетских полисах на Понте Евксин- ском [Русяева, 1986; 1992: 29-41].

Посвятительная надпись Аполлону Иетросу Владыке Истрии. Ольвия. V век до н. э.

Длительное время принято было считать, что в Ольвии с начала ее основания главная роль принадлежала только Аполлону Дельфинию - постоянному патрону Милета, относительно которого имелось больше различных источников, значительно пополненных к тому же в результате раскопок его святилища в Восточном теменосе [ср.: Хирст, 1908: 96; Леей, 1966: 126; Русяева, 1979: 15; Виноградов, Русяева, 1980: 26-29; Lifschitz, 1966: 236-238; Ehrhardt, 1983:139]. Учреждение культа Аполлона Иетроса считалось более поздним, чем Дельфиния. К тому же, по тем немногочисленным источникам,

[225]

которыми могли располагать исследователи, действительно казалось, что этот культ существовал непродолжительное время, а значит, не играл особой роли в религиозном мировоззрении ольвиополитов. Вместе с тем уже a priori высказывались предположения, что Иетрос являлся специальным богом-покровителем первых колонистов Западного и Северного Понта, в связи с чем его функции были шире просто медицинских, приближаясь к сфере прерогатив богов-спасителей как на море, так и на суше [Виноградов, Русяева, 1980: 30-31; Русяева, 1986: 38-39]. Культ такого высокого ранга, как это видно из многих источников в Аполлонии, Истрии, Ольвии, Пантикапее, не мог иметь узкофункционального характера, тем более, что он связывался со столь важными и ответственными мероприятиями эллинов, как колонизация и основание новых полисов в отдаленных от метрополии местностях [см. лит.: Русяева, 1992; 1998; Сударев, 1999].

Его различные атрибуты - лев, грифон, сфинкс, лук и стрела, колесо, лавровая ветвь, лира, треножник - позволяют более уверенно полагать, что под сакральным эпитетом Иетрос скрывался уни-версальный бог Аполлон со многими функциями, охватывающими колонизацию, основание апойкий, взаимодействие как с автохтона-ми, так и с главными аполлоновскими святилищами и, естественно, многое другое, в том числе имеющее отношение к исцелению и защите от разнообразных бедствий и невзгод в столь малоизведанных краях античной ойкумены. Отсюда следует, что он должен был играть большую роль в политической и культурной жизни каждого полиса. Культовое имя Иетрос колонисты трактовали явно не в узкомедицинском значении «Врач», а в переносном и более глубоком смысле - «Спаситель», что в большей степени соответствовало его прямому назначению [Русяева, 1992: 29-30, 33, 39-40]. В связи с этим нецелесообразно использовать его прямой перевод, а принять просто Иетрос, поскольку вряд ли с полной уверенностью сейчас можно утверждать, что конкретно имели в виду эллины, обращаясь к своему богу по тому или иному случаю.

Согласно колонизационно-религиозной практике и некоторым другим данным, очевидно, что культовое имя Аполлону в роли сак-рального архегета милетско-понтийской колонизации было присвое-но по оракулу в Дидимах [Русяева, 1986: 29 сл.]. Именно это святи-лище Аполлона, как уже отмечалось выше, на протяжении всего периода массового переселенческого движения ионийцев в VII—VI вв.

[226]

до н. э., до его разграбления персами в 494 г. до н. э., имело первостепенное значение в культурно-религиозной жизни и политике не только Милета, но и всей Малой Азии. Вопрос о том, когда точно Аполлону было присвоено новое культовое имя, выяснить трудно. Лишь в предварительном плане можно полагать, что это произошло не с начала проникновения милетян в Западное и Северное Причерноморье, когда, еще до основания древнейших апойкий Истрии и Бо- рисфена, они проводили здесь разведывательные плавания, проникая и вглубь территорий, и не во время основания их около середины VII в. до н. э., согласно античной литературной традиции.

Организованные большие партии колонистов двинулись в данный регион в первой половине VI в. до н. э. Их главной целью было основание новых полисов для постоянного места жительства и пополнение уже возникших апойкий. Начало этого процесса, вероятно, относится ко времени тирании Фрасибула в Милете [Freeman, 1950: 137; Ehrhardt, 1983: 201, 251]. В результате его политики, направ-ленной на увеличение культурного и экономического приоритета Милета, расширение его колонизационной деятельности и разносто-ронних контактов с ранее возникшими поселениями, происходила одновременно и реорганизация культов Аполлона в самом городе и Дидимах, связанных между собой специальной священной дорогой [Wiegand, 1941: 4-8; Jeffery, 1976: 211-214]. Вообще неизвестно, что представлял собой культ Аполлона в середине VII в. до н, э., на-сколько он был развит, чтобы сразу приобрести столь обширные функции по сути универсального бога-спасителя. В колонизационный период, когда происходил социально-экономический и культурный подъем, расширялись представления эллинов об окружающем мире, в данном аспекте - особенно о северных краях, появились мифологические рассказы о непосредственной связи с ними Аполлона. Вследствие этого содержание его культа постепенно наполнялось новыми или переработанными мифами, функции бога стали шире и разнообразнее.

В процессе накопления знаний о различных этносах, более широкого ознакомления с западно- и северопонтийскими землями, в том числе особенно отдаленными местностями в северных областях, куда смогли проникнуть отдельные эллины, происходили качественные изменения и в культе Аполлона как в собственно метрополии и его панэллинских святилищах, где функционировали его прорицалища, так и в каждом из основанных милетянами полисов. Формиро-

[227]

ванию определенных учений в религии этого бога в немалой степени способствовали сакральные центры, являвшиеся хранителями традиций, мифов, обрядов и не препятствовавшие созданию культовых союзов и жреческих династий, а также определенных этиологических легенд, очевидно, уже с самого начала колонизации. Так, относительно названия Синопы была создана легенда о том, что одноименная амазонка или нимфа была тесно связана с Аполлоном, от их брака родился Сир - эпоним сиров, владевших первоначально Сино- пой [Plut. Luc., XXIII]. В другой легенде Синопа - город - фигурирует как перевалочный пункт доставки даров от гипербореев в святилище Аполлона в Прасиях (Аттика) [Paus. I, 31, 2]. Создание этиологических мифов, как известно, всегда было связано с существованием соответствующих культов. В данном аспекте культ Аполлона в Синопе был учрежден с начала ее основания, хотя эпиграфические и нумизматические источники, как отмечено выше, относятся к более позднему времени. На монетах Синопы эллинистического периода преимущественно изображался Аполлон: голова бога или же его храмовая статуя [WBR, Sinope]. Очевидно, именно в этот период Синопа, как и другие понтийские города, поддерживала теснейшие связи с панэллинскими святилищами Аполлона в Дельфах и на Делосе.

По одной из легенд, Гераклея Понтийская была основана рядом с маслиной, выросшей на могиле погибшего здесь аргонавта Идмона - якобы сына Аполлона [Apoll. Rhod. 1,142]. Этим также подтверждается взаимосвязь с Аполлоном одной из понтийских легенд, имеющих большое значение для его панэллинеких святилищ, претендовавших на роль предсказателей об удачном выборе места для основания будущего города. Благодаря оракулам святилища получали дорогие дары от полисов, в особенности тех, где культ Аполлона занимал ведущее место в пантеонах или мифологически был связан родственными узами с местными героями. Уникальные изображения Аполлона, символизирующего Милет, появились на монетах Амиса лишь в первой половине III в. н. э. [WBR, Amisos, 130], которые, вполне вероятно, не только свидетельствовали об экономических связях с Ми летом, но и утверждали исконность почитаемого здесь с древнейших времен Аполлона, верховного патрона метрополии множества понтийских апойкий. Однако поскольку Амис - фокейская, а не милетская колония, то культ Аполлона не играл здесь постоянно такой большой роли, как в других полисах ионийского происхождения.

[228]

Синопейцы поддерживали связи с Дидимами [Milet, VII, 11], но наиболее тесные связи были у них с Делосом, особенно в период вхождения Синопы и соседнего Амиса в Понтийское царство. В этом панэллинском святилище найдены надписи, свидетельствующие о посвящениях амисенцами статуй почитаемой здесь божественной триаде - Аполлону, Артемиде и Латоне [ID, 1559,1984]. Не исключено, что богатые амисенцы в угоду понтийским царям ставили памятники на Делосе. Такое отношение объяснялось тем, что в царском доме Понта, начиная с Фарнака I, особенно почитался делосский Аполлон. На монетах Митридата V Эвергета, оказавшего различные благодеяния Делосу, был изображен этот бог с триоморфной Гекатой на руке [Максимова, 1956: 244-250; Сапрыкин, Масленников, 1998: 400-401; лит.]. При Митридате VI Евпаторе были воздвигнуты на Делосе храм и памятник Посейдону и Диоскурам-Кабирам, а также (до его нашествия на Аполлонов остров в период войн с римлянами) ряд других посвятительных памятников. К периоду первых лет его царствования предположительно относят и колоссальную статую понтийского царя, которая была установлена на Делосе [Максимова, 1956: 251]. Приверженность его к делосскому Аполлону, безусловно, влияла на увеличение государственного культа этого бога и в при-соединенных к Понту городах, что нашло особое отражение на монетах времени царствования Митридата VI Евпатора.

Как бы то ни было, но наиболее ранние источники о культе Аполлона Иетроса зафиксированы пока только в Борисфене и Ольвии. Древнейшие посвящения этому богу на восточногреческих киликах из Борисфена датируются первой четвертью VI в. до н. э. [Толстой, 1953, № 76; Jeffery, 1966; Русяева, 1986: 39-40]. По всей вероятности, Иетрос уже был здесь известен, и они лишь констатируют наличие такого культа. В какой-то степени это подтверждается обращением стреловидных денежных слитков или монет-стрелок, относительно происхождения которых, как известно, издавна ведутся острые дискуссии [см. шт.: Анохин, 1986 а; Карышковский, 1988: 30-34]. В последнее время считается, что первое возникновение таких монет относится к концу VII в. до н. э. и их следует связывать с культом Аполлона Иетроса [Анохин, 1986а; Русяева, 1985; 1986: 49-50; 1992: 31]. Возможно, зарождение стреловидных слитков, первоначально как вотивных даров, произошло в одном из святилищ этого бога в Северо-Западном Причерноморье или же решение об их выпуске было принято на общем межполисном празднике, если уже в это

[229]

время проявилась тяга переселенцев к созданию в целях безопасности хотя бы номинального религиозно-политического союза под эгидой главного покровителя.

[РИС.]

Одним из доказательств, хотя и косвенным, о связи монет-стрелок с культом Аполлона Иетроса является то, что с пришедшим ему на смену (по оракулу) Аполлоном Дельфинием в Ольвии сразу же произошла замена их на новые литые монеты, но уже в виде дельфина - символа последнего. В этом аспекте необходимо также учитывать, что древнейшим атрибутом Аполлона в Дидимах, а затем и в новообразованных полисах были лук и стрела. Распространение монеты-стрелы сразу в трех главных полисах, к тому же расположенных на значительных расстояниях друг от друга (в Аполлонии, Истрии, Борисфене, а несколько позже - в Ольвии и в их округах), может указывать, что рассматриваемый культ был учрежден в это время как полисный. Под этим подразумевается прежде всего сакральная защита гражданской общины, одним из важных стимулов процветания которой было единство и общность основных интересов. А его обеспечению на чужой земле в немалой степени способствовала вера в одного всесильного бога.

[230]

Семантическая связь стрелы именно с Иетросом подтверждается также его атрибутами на ранних статуях из Аполлонии и Ольвии, нахождением монет-стрел в качестве вотивов в его ольвийском свя-тилище и их изготовлением на территории Западного теменоса, надписью на костяной пластинке с Борисфена, из которой следует, что Иетрос идентифицировался с дидимским Аполлоном в ипостаси дружественного стрелка, наконец, мифологическими данными, в частности о несущем стрелу мира пророке Абарисе [см. подробнее: Русяева, 1986: 37-50]. Основное внимание при заселении той или иной местности придавалось устройству святилища главного сакрального архегета и организации его культа. Пока что археологические и эпиграфические источники свидетельствуют, что во второй четверти VI в. до н. э., а возможно и несколько раньше, в Западном теменосе в Ольвии был отведен небольшой участок земли под святилище Аполлона Иетроса, где первоначально совершали жертвоприношения и осуществляли определенные обряды возле деревянных алтарей, которые одновременно сжигались [Русяева, 1991а; Rusyaeva, 1994]. На трех обломках восточногреческих сосудов фрагментарно сохранились посвятительные надписи этому богу [Русяева, 1986: 42; Виноградов, Русяева, 2001].

[РИС.]

Одной из любопытных деталей культа Аполлона Иетроса здесь было подношение не только редких для ольвиополитов того времени сосудов, но и других предметов, среди которых можно отметить монеты-стрелы, разной формы камни-дикари, а также фрагменты архитектурной полихромной архаической терракоты с граффити, небольшие статуи. Надписи прочерчивались, видимо, строителями храма Аполлона Иетроса. В его святилище был создан уникальный тип вотива - распиленные на тонкие полоски четырехгранные коринфские калиптеры (в общем их найдено более 300). Судя по одному рисунку

[231]

и надписи, ольвийский храм имел название Иетроон. Эпиклеза Иетрос часто «отрывалась» от главного имени бога и служила самостоятельно. Такое отношение к ней было особенно характерно в VI в. до н. э. Исходя из этого, можно уверенно считать, что именно из Ольвии был вывезен чернофигурный килик конца VI в. до н. э. с посвятительной надписью Иетросу и Дельфинию, оказавшийся затем в погребении близ села Журовка на Кировоградщине [см. лит.: Толстой, 1905; Виноградов, Русяева, 1980].

Однако на постаментах для статуй и треножников всегда ставилось имя Аполлона с его эпиклезой. Последнее ее упоминание в Ольвии относится ко второй половине IV в. до н. э. [Леей, 1965], наиболее позднее (II в. до н. э. - II в. н. э.) - в Аполлонии Понтийской [IGBR, I2, 400, 403; Ehrhardt, 1983: 137, 432; лит.]. Только в этом городе во II в. до н. э. выпускалась монета с имитацией подписной статуи Аполлона Иетроса, которая в 72 г. до н. э. была вывезена в Рим [Pick, 1898:143-144; Regling, 1924; Роков, 2001 слит.]. Хорошо известно, что в основном римляне вывозили наиболее значительные бронзовые памятники. То, что на протяжении многих веков в Аполлонии стояла такая величественная статуя Аполлона Иетроса и ее воспроизводили на монетах, является достоверным свидетельством того, что аполлониаты чтили этого бога и считали его своим главным покровителем на протяжении многих веков. Здесь же обнаружена и мраморная колонна высотой 1,08 м и диаметром 0,45 м, с плохо сохранившимся, к сожалению, посвящением за здоровье и спасение Аполлону Иетросу, в котором указываются цари Реме- талк II, Котис и Полемон [IGBR, I2, 399]. Данная надпись как нельзя более точно подтверждает, что даже в поздний период Аполлон с эпиклезой Иетрос сохранял свои главные сотерические функции.

В не меньшей степени почитали его и боспорские эллины [см. лит.: Сударев, 1999; Емец, 2002: 32-41]. Как и в западнопонтийских полисах, первые монеты в Пантикалее отражают сугубо аполло- новскую символику. Древнейшие посвящения этому богу относятся к VI в. до н. э. В следующем веке в Пантикалее на горе Митридат был сооружен большой храм в ионическом ордере, который принято считать храмом Аполлона Иетроса и который стал главным религиозным центром боспорской сакральной амфиктионии и выпускал от своего имени монеты [Пичикян, 1984: 146, 170; Анохин, 1986: 25; 1999; Виноградов, 1995; Фролова, 1995: 205-212; Сударев, 1999: 214]. Археанактиды, при царствовании которых значительно

[232]

расширилось почитание Аполлона на Боспоре, были потомственными жрецами в его святилище. При Спартокидах устанавливается традиция избрания жрецов из наиболее знатных и богатых семейств, представители которых имели средства воздвигать после окончания срока жреческой службы бронзовые статуи на мраморных постаментах с посвящениями Аполлону Иетросу [КБН, 6, 10, 25, 974, 1037, 1044]. Во всех посвятительных надписях указывалась титулатура того правителя, при котором устанавливался памятник.

Государственный характер этого культа при Спартокидах подтверждается как их эпониматом, так и тем, что отдельные из них, если не все, избирались жрецами еще до начала царствования. Особенно большой интерес представляет посвятительная надпись на беломраморной плите 123 г. н. э. из Фанагории, в которой засвидетельствовано сооружение памятника «богу Аполлону Вечному, что в Диоклеях, в 420 году, в месяце Авдинее 7-го числа» [КБН, 975]. Эта уникальная эпиклеза, скорее всего, принадлежит творчеству боспорцев, которые знали, что культ Аполлона был учрежден здесь при основании всех полисов, в том числе и Фанагории. В Диоклеях явно находилось его исконное святилище, в котором в указанное в надписи число проводились издавна установленные обряды с подношением даров. Не исключено, что это было святилище Аполлона Иетроса, поскольку в Фанагории при правлении Спартока, сына Евмела, была поставлена этому богу бронзовая статуя от имени отслужившего службу жреца [КБН, 974]. Только на Боспоре, в частности в Гермонассе, найдена посвятительная надпись Аполлону на беломраморном постаменте для бронзовой статуи, поставленной от имени отправившего службу агонофета при Перисаде I [КБН, 1039]. Она является бесспорным свидетельством проведения на Боспоре спортивных и мусических агонов на аполлоновских празднествах [Толстой, 1904: 4; Гайдукевич, 1949: 241].

При таком большом значении, которое длительное время имел культ Аполлона Иетроса, бесспорно, что и в западнопонтийских полисах также находились его теменосы с храмами и алтарями [Pippidi, 1969; Goeeva, 1978; Venedikov, 1989]. Не обязательно, чтобы всюду они соответствовали друг другу, хотя в их устройстве и приношениях должны проявляться сходные элементы. Судя по граффити и различным типам вотивов из ольвийского святилища, понятно, что почитатели этого бога в Ольвии многое придумывали сами в процессе проведения празднеств и обрядов, находившихся в ведении жрецов,

[233]

которые нередко создавали в святилищах многие из элементов этих культовых действий. Тем более, что не существовало строгих канонов в почитании греческих божеств. В каждом отдельном случае нельзя было избежать импровизации как в жертвоприношениях, так и в подношении даров, исполнении определенных ритуалов с процессиями, возлияниями, мусическими и спортивными агонами, характерными для празднеств Аполлона во всех греческих полисах. Известный декрет I в. до н. э. в честь Аристагора, сына Апатурия, раскрывает почитание Аполлона в один из труднейших периодов истории Истрии и бескорыстное служение в его культе. После возвращения граждан в разоренный варварами город Аристагор всячески помогал им перенести все лишения и тяготы, а относительно культов главных в то время божеств сделал следующее: «... он сначала почтил богов, приняв на себя венец Зевса Полиэя и, хорошо выполнив обязанности жреца, заслужил похвалу от всех граждан. Затем, явившись, он сам вызвался и взяв на себя эпонимный венец - венец Аполлона, всенародными праздниками, благочестивыми процессиями и пожертвованиями фил почтил всех богов и наш город, желая показать, что хорошо исполняющим обязанности гражданина следует вознаграждение и от богов и от облагодетельствованных ими граждан. Вновь, когда спустя три года, из-за особенно сильного нажима со стороны владеющих страной варваров граждане искали жреца Аполлона Иетроса, он, стеснивши себя в своих жизненных средствах, посвятил себя этому и, придя в народное собрание, взял на себя тот же самый венец бога, усугубляя для себя благодарность и со стороны богов, и со стороны облагодетельствованных (граждан). И когда в третий раз город и страна оказались в подобной же опасности, он сам выполнил жреческие обязанности, желая воздать подобающие благочестивые приношения богам и вместе с тем щедро тратить на граждан из своего собственного состояния, как это ему свойственно. Когда спустя год никто не предоставлял себя, он, приняв на себя этот же венец, опять был жрецом, не скупясь ни на то, что принадлежит по праву богам, ни на то, что полагается гражданам; благодаря этому город оставался спокойным, а граждане были спасены» [Syll³, 708].

В этом декрете документально засвидетельствовано, что в трудное время святилище Аполлона Иетроса было настолько бедным, а его священная казна пуста, что оно не имело возможности содержать жреца-эпонима. Граждане имели право на народном собрании

[234]

выдвигать собственную кандидатуру в том случае, если владели достаточными средствами, чтобы не только считаться жрецом, но и организовывать на собственные средства религиозные процессии, проводить празднества с такими жертвоприношениями, какими можно было бы почтить не только одного Аполлона, но и всех богов вместе с ним. Но главное, чтобы из этих жертвоприношений оставалось достаточно для проведения сакральных трапез для всех граждан с традиционным винопитием и мясными яствами - якобы остатками от жертвенных животных на алтаре в святилище Аполлона. Упоминаемый в декрете венец явно указывает на то, что во время проведения празднеств жрец одевал золотой, имитирующий листья лавра, венок и как бы сам уподоблялся богу. Если в критических ситуациях устраивались в честь Аполлона всенародные праздники, то естественно, что значительно более богатые праздники ежегодно проводились в каждом из полисов в периоды их экономического благоденствия, мира и процветания. Тем не менее, в отличие от Истрии, во время кризисов в Ольвии в отдельные годы II в. до н. э. никто из граждан не владел такими средствами, чтобы выполнять должность жреца-эпонима, или же не желал тратить на это собственные средства. В этих случаях эпонимную должность исполнял сам Аполлон, и тогда его праздники вряд ли сопровождались большими жертвоприношениями животных и возлияниями [Карышковский, 1988:96]. Скромность обрядов в обоих ольвийских теменосах этого времени за-свидетельствована и раскопками: количество костей животных и амфорной тары, а также парадной столовой посуды найдено намного меньше, чем в более ранних слоях и ботросах.

Как сходство, так и некоторое различие наглядно прослеживается по статуарным изображениям Аполлона Иетроса в трех главных полисах. Древнейшая бронзовая статуя этого бога, длительное время хранившаяся в его святилище, была впервые представлена на монетах Ольвии II в. н. э. [Pick, 1898:168-169; Карышковский, 1986: 31; Русяева, 1992: 37]. Одной рукой он держит большой, стоящий у ног лук со стрелой, а в другой - какой-то трудно различимый предмет. На архаический тип ольвийского Аполлона указывают калаф на его голове, постановка фигуры и атрибуты. Исходя из формы головного убора и статичности, статую можно датировать еще первой половиной VI в. до н. э. Скорее всего, это была совсем небольшая статуя, которую ольвиополиты хранили как главный кумир бога-основателя и защитника. На аполлонийских монетах, как уже

[235]

отмечалось, также изображалась статуя обнаженного бога с лавровой ветвью в одной руке и луком (в некоторых случаях - две стрелы и лук) - в другой. По аналогии с ней можно считать, что на ольвийских монетах тоже скопирован бронзовый памятник этого бога, но более древний. На истрийских монетах римского времени представлен стоящий Аполлон в длинном одеянии, с лирой, поставленной на вотивную колонку, и с чашей или плектром [Lambrino, 1927-32: 396], в воспроизведении фигуры которого также видят полисную культовую статую Иетроса V века до н.э. В IV веке в Истрии находился мраморный рельеф с изображением божественной триады - Зевса, Артемиды и в центре между ними - Аполлона Иетроса с характерными для него атрибутами - лирой и плектром [Lambrino, 1937].

Раннеэллинистическая бронзовая статуя Аполлона Иетроса из Ольвии работы афинского скульптора Стратонида, судя по ее копиям на монетах II в. н. э., представляла бога в обнаженном виде с лавровой ветвью в руке и опирающимся на колонку; атрибут (лира) изображался на оборотной стороне монет [Лева, 1965: 92; Русяева, 1992: 37-38]. Многочисленные изображения Аполлона с лирой на монетах эллинистического времени, по всей видимости, также взаимосвязаны с данной статуей. Музыкальные инструменты (лира или кифара) характерны для образа Аполлона и в первые века новой эры. Эти атрибуты, с одной стороны, оттеняли узкие функции Аполлона Кифареда или Mycarefa, но, с другой стороны, являлись составной частью универсальности культа Аполлона в ипостаси Иетроса. Основное символическое содержание его культа, хотя и подвергалось с течением времени определенным изменениям, носило в общем одинаковый характер во всех местах его почитания. Понтийские греки следили за его развитием и обогащением в панэллинских святилищах и были знакомы с религиозной философией, оказывавшей значительное влияние на популярность и расширение функций этого бога.

В определенной степени интерес ольвиополитов к философии аполлоновской религии раскрывается одним граффито второй половины III в. до н. э., найденным во фрагментированном и несколько испорченном состоянии в Западном теменосе. Оно прочерчено по кругу на ободках поддона чернолаковой чаши, специально сглаженном после того, как она разбилась [см. подробнее: Русяева, 1992: 18-21]. На одном ободке стоят имена членов фиаса бореиков: Калли- ник, сын Филоксена, Посейдоний, сын Сократа, Геросон, сын Филоксена, Деметрий, сын Сократа, Филон, сын Сократа; на втором, невидимом сверху, размещены также замкнутые в круг отдельные

[236]

пары слов, которые можно читать и трактовать следующим образом: «Аполлон - солнце, солнце - космос, космос - свет, свет - жизнь, жизнь - Аполлон». Естественно, эту надпись можно интерпретировать с самых разных позиций в зависимости от того, откуда начать ее чтение. Хотя несомненно, что в ней существуют определенные закономерности сцепления логических заключений, своего рода логическая игра понятий, для которых важно ключевое слово. Поскольку надпись составлена членами религиозного союза, таким ключевым словом, скорее всего, должно быть имя Аполлон. Такое изречение подчинено философско-логическому доказательству, что вся жизнь на земле существует благодаря Аполлону, где он уподоблен и солнцу, и космосу в его многозначном понимании, и свету, и жизни. Исходя из этого, его приверженцам не оставалось ничего иного, как ставить Аполлона превыше всех богов. Данная надпись показывает отчетливое проявление в Ольвии теоретических рассуждений даже в том случае, когда они почерпнуты из религиозно- философских сочинений и составлены с помощью имеющихся в них толкований представленных в надписи слов и отдельных понятий.

[РИС.]

Но не менее важным является и то, что эта надпись была состав-лена членами фиаса бореиков. Такое название ни в каких письменных памятниках, насколько известно, не отмечено. Поскольку в Ольвии известны единичные посвящения Аполлону Борею VI в. до н. э., то естественно думать, что это были приверженцы в основном данного культа, хотя его эпиклеза и не отмечена в граффито

[237]

 [Виноградов, Русяева, 2001]. Не исключено, конечно, что к эллинистическому времени в мировоззрении образованных ольвиополитов Аполлон мыслился уже как единый великий универсальный бог, обладающий множеством функций.

В литературе давно ведутся споры об этнокультурном происхождении Аполлона, поскольку его имя не эллинское и оно, в отличие от имен других греческих божеств, не отмечено в микенских надписях [ср: Kothe, 1970: 205-230; Venedikov, 1989: 72-90; Лазова, 1994: 79- 83; Lazova, 1997; Simon, 1998: 108-111]. Высказаны самые разнообразные суждения, откуда именно, из какого конкретно региона могла прийти в Элладу божественная триада - Лето, Аполлон, Артемида. Исходя из древнейших преданий, что Аполлон не эллинский бог, а бог, прибывающий весной с гиперборейского севера, ученые по- разному определяют его родину: Крит, Малая Азия, Северная Фракия, река Гебр, где обитали Алоллоновы лебеди, Центральная Придунайская Европа, страна обитания протокельтов, земли на территории современной Украины, населенные в эпоху бронзы земле-дельческими племенами и т. д. В последние десятилетия особенно настойчиво отстаивают наличие мифологических и религиозных традиций о гиперборейцах в их взаимосвязи с божественной триадой во Фракии болгарские исследователи [см. лит.: Михайлов, 1972; Venedikov, 1989; Венедиков, 1992; Лазова, 1994; 1998; Lazova, 1997]. Однако найти удовлетворительное решение вопроса об этническом происхождении Аполлона, а соответственно Артемиды и Лето, так и не удалось. Лишь предположительно, на основании того, что

[238]

в Ольвии еще в период колонизации Нижнего Побужья найдены посвящения Аполлону Борею, можно считать, что здешние эллины, раньше всех проникшие далеко на север в поисках золота и впервые открывшие для себя совершенно новые земледельческо-скотоводческие народы, искренне верили в то, что Аполлон весной прибывает и к ним, и в Элладу с тех далеких северных краев, достичь которых им так и не удалось.

Только в ионийско-понтийских полисах Аполлон пользовался самым высоким авторитетом, особенно в период их основания и формирования государственных структур власти и налаживания разнообразных контактов как с греческим, так и варварским мирами. Главным фактором такого отношения к нему была прежде всего безграничная вера всех эллинов в силу своего сакрального предводителя, бога-путешественника и воителя, а вместе с тем, и спасителя, своего рода «божественного узурпатора» эллинских душ, постоянно чувствующих его поддержку и истинное существование. В немалой степени этой вере в бога-провидца способствовали его оракулы, которые, по желанию, мог получить каждый из эллинов в его святилищах в Дидимах, Дельфах, на Делосе, в Кларосе, а позже - и в других местностях, а также его покровительство календарю и культовая связь со многими месяцами.

Исходя из этого, во многих полисах на Понте Евксинском культ Аполлона, в основном с эпиклезой Иетрос, имел государственное значение, в том числе и в Ольвии, несмотря на то, что в ней место первого архегета во второй половине VI в. до н. э. было занято Аполлоном

[239]

Дельфинием как патроном метрополии и большой партии эпойков. На Боспоре, в отличие от Ольвии, найдены лишь единичные посвящения Аполлону архаического времени, что вполне можно объяс-нить не столько спецификой его почитания и большей приверженностью ольвиополитов этому богу, сколько тем, собственно, что его древнейшие святилища в боспорских городах пока не открыты. В данном аспекте вряд ли прав Н.И. Сударев, считающий, что «трудно предположить наличие в полисе [на Боспоре. - АР.] культа Аполлона Врача в качестве основного при малой распространенности посвящений Аполлону» [Сударев, 1999: 215]. Для примера можно еще раз вспомнить, что исследователи ольвийских культов длительное время полагали, что в Ольвии главным богом всегда был Зевс. Однако исследование святилища Аполлона Дельфиния и целой серии разнообразных посвящений в нем изменили эту точку зрения. Более того, открытие немногим позже древнейшего святилища Аполлона Иетроса в Западном теменосе способствовало уточнению роли Аполлона в Ольвии. Было установлено, как отмечено выше, что первоначально на протяжении непродолжительного времени здесь главенствующее место занимал этот бог в ипостаси Иетроса, как и в других милетско-понтийских полисах. Другое дело, что на Боспоре отдельные алойкии были основаны не под предводительством милетских ойкистов. Тем не менее, наиболее ранние посвящения Аполлону Иетросу все-таки были найдены при раскопках акрополя в Пантикапее, где при Археанактидах был сооружен самый большой в Причерноморье периптер классического времени [Пичикян, 1984; Толстиков, 1992: 69, 95; 2000]. Некоторые исследователи видят в этих посвящениях потомственных жрецов Аполлона Иетроса и сакральных царей культа этого бога [Пичикян, 1984: 146; Анохин, 1986: 25]. Ко времени правления Археанактидов относится и посвящение Аполлону Иетросу на венчике аттического

[240]

килика второй четверти V в. до н. э. в Мирмекии [.Виноградов, Тохтасьев, 1998: 26-29]. По данным посвятительных граффити и лапидарных надписей, его культ отмечен также в Патрее, Феодосии, Тиритаке, Фанагории, Гермонассе и в других городах. Здесь нашли проявление и хтонические черты Аполлона.

Изображение Аполлона на деревянной стенке саркофага. Змеиный курган. Боспор. IV век до н. э.

Главными предпосылками качественного расширения функций Аполлона следует считать увеличение имущественного состояния жителей припонтийских городов; выделение знатных родов, ведущих свое происхождение как от милетской аристократии, так и от первопоселенцев - основателей новых полисов, традиционно считавших себя аристократами; их стремление к разнообразию хозяйственной и культурной деятельности, когда возможность проведения общественных празднеств стала необходимостью и насущной потребностью в целях сплочения граждан полиса. Очевидно, в каждом из городов храм Аполлона служил интеграции и интеллектуализации граждан. Вместе с тем, он выступал инициатором налаживания культурно-религиозных, а также политических контактов с Дидимами, Дельфами и Делосом, в меньшей степени - с другими святилищами, проводившими оракулярную деятельность - Калхедоном и Кларосом. Обращение в отдельных надписях к Аполлону Колофонскому и Кларийскому [IGBR, I, 224, 370; OGIS3, 530], несомненно, указывает не только на знание этих мест культа Аполлона, но и на обращение эллинов к его оракулам. Однако только из заладнопонтийских полисов происходило заимствование этого культа фракийцами, создание на фракийской земле синкретического культа с местными эпиклезами Карабазм, Кендрис и др. [IGBR, I, 79, 465; Goeeva, 1978: 96-99]. Весьма знаменательной в данном случае является надпись на серебряном сосуде из Рогозинского клада IV в. до н. э.: «Котис - сын (слуга) Аполлона». Ее интерпретация вызвала обширную дискуссию, в результате которой были высказаны самые разные гипотезы, в основном касающиеся смыслового значения многозначного слова pais [см. подробнее: Фол, 1990: 76-78]. Представляется, что в том и другом его значениях (сын или слуга) заключена тесная взаимосвязь фракийского царя Котиса с культом Аполлона, который, видимо, эллины западнопонтийских полисов пропагандировали ради сближения с фракийской элитой. Привлекают внимание и фрагментированные плиты с изображением фракийских всадников римского времени и с посвящениями Аполлону Эйсену и Богу Эйсену [IGBR, I2, 357, 358]. Аполлон в этой ипостаси приближается к синкретическому греко-фракийскому божеству.

[241]

Хотя оригинальные местные культовые прозвища Аполлона не зафиксированы в эпиграфических памятниках северопонтийских регионов, не исключено, что пропаганда этого культа проводилась эллинами и в среде тех скифских племен, где им по той или иной причине приходилось какое-то время проживать. Важное значение в широкой популяризации и утверждении культа Аполлона имело создание северо-западнопонтийской и боспорской (в своей основе ионийских) религиозных амфиктионий, в которых главное место занимал культ Аполлона [см. лит.: Русяева, 1992: 40-41; Сударев, 1999, 214]. О создании таковой в Северо-Западном Причерноморье в архаический период свидетельствуют прежде всего введение в четырех главных полисах общего культа в роли верховного патрона, выпуск и обращение единого денежного и вотивного знака в виде литой стрелы, являвшейся атрибутом этого бога, а также существовавшая в Ионии традиция религиозно-политических объединений под эгидой одного божества. По отдельным данным (посвящение Аполлону Иетросу Владыке Истрии от ольвиополита, наличие династии жрецов, срединное расположение, широкое распространение как монет-стрел, так и монетке изображением колеса - тоже одного из главных солярных символов этого бога в Северо-Западном Причерноморье), центром сакральной амфиктионии, скорее всего, была Истрия. Очевидно, наибольшую поддержку ей оказывали олигархи Аполлонии, Истрии, Борисфена, Ольвии и других, несколько позже основанных полисов, например, Тиры. По всей вероятности, с установлением демократии во всех северо-западнопонтийских полисах в конце V - начале IV вв. до н. э. значение амфиктионии начало значительно ослабевать, если только она продолжала еще в это время функционировать.

Созданный для милетской колонизации Западного и Северного Причерноморья культ Аполлона Иетроса уже в VI в. до н. э. оказался наделенным такими широкими функциями, что под его «гегемонией» находились не только отдельные полисы, но и прилегающие к ним местности и реки, в особенности Борисфен и Истр, как важнейшие водные артерии, служившие для проникновения эллинов вглубь территории. Такой универсальный Аполлон почитался каждым переселившимся в эти края эллином, хотя пока ничего конкретного нельзя сказать о том, как именно воспринимался он сельскими жителями или же был истинно городским богом, «живущим» в собственном храме, но обладающим огромной силой

[242]

и умением защищать всех везде, где бы они ни находились. Роль Дидим в пропаганде своих богов, в первую очередь Аполлона, проявилась и в милетской колонизации побережья Колхиды, особенно Фасиса. Удостоверяет это найденная более ста лет тому назад в курганном захоронении I в. н. э. у хутора Зубова на Кубани уникальная серебряная фиала второй половины V в. до н. э. с надписью: «Я - собственность Аполлона Гегемона в Фасисе» [Лордкипанидзе, 1997]. Это не посвятительная, а маркировочная надпись, удостоверяющая принадлежность чаши святилищу, скорее всего с храмом и алтарем для возлияний. Она была изготовлена специально по заказу его жрецов для этих целей, поскольку имеет рельефные изображения символов Аполлона: в центре - дельфийский омфал, на котором свернулся кольцом Пифон, а по краям - тринадцать оленьих голов со стилизованными рогами и поднятыми вверх ушами. О.Д. Лордкипанидзе, на оновании уникальной эпиклезы Аполлона Гегемон и близких культовых имен этого бога в Милете и Дидимах, а также архаических образах на колхидских монетах, в которых он склонен был видеть дидимскую божественную триаду, правомерно полагал, что она почиталась в Фасисе со времени его основания [1997: 28-34]. К этому следует только добавить, что поскольку в период изготовления ритуальной чаши для святилища Аполлона дидимский храм находился в руинах и на ней изображены главные символы дельфийского бога, то в V в. до н. э., видимо, Дельфы старались привлечь жителей Фасиса, чтобы они запрашивали знаменитый оракул, оставляя здесь дорогие дары. Изображение тринадцати оленьих голов на дорогой чаше, очевидно, также имеет определенное смысловое значение. Не исключено, что они, с одной стороны, имитировали их жертвоприношения, а с другой - обозначали, какое количество ритуалов в честь Аполлона необходимо проводить в году - то есть каждый месяц, в том числе и в добавочном тринадцатом, когда он наступал в соответствии с лунным летоисчислением. Если это так, то в Фасисе, как и во многих других греческих полисах, Аполлон также считался покровителем календаря [см. лит.: Виноградов, Русяева, 1980: 38-40; Русяева, 2003]. В его честь проводились не только ежегодные большие празднества, но его чествовали в основном возлияниями ежемесячно, особенно в первый день нового месяца - в новолуние, вследствие чего бог именовался Нумений [Nilsson, 1906: 34-35; 1976: 644-645]. Среди граффити, найденных во время раскопок Восточного теменоса в Ольвии, выделяется серия

[243]

фрагментированных чернолаковых киликов с надписями, свидетельствующими о существовании в Ольвии особой сакральной коллегии нумениастов [Леей, 1964:140-141]. Чаши, вероятно, использовались одновременно для возлияний на алтаре Аполлона и на сакральном пиру членов этого фиаса в праздник новолуния.

В понтийских полисах, основанных Милетом, не могли не почитать Аполлона Дельфиния, как верховного бога метрополии. Однако только в Ольвии, где открыто его святилище с храмом и алтарями, которое в V—II вв. до н. э. являлось основным сакральным центром, он стал главным покровителем [Карасев, 1964; Леей, 1964; 1985; Виноградов, Русяева, 1980; Русяева, 1986; 1989; 1992]. После дидимского оракула с пожеланием ввести культ милетского сотера для умиротворения гражданской общины и под воздействием сакрального союза мольпов начался его расцвет. Ни в одном городе на Понте он не достиг такой популярности, как в Ольвии, и пока нигде не найдено столь много разнообразных посвящений этому богу. К самым ранним относятся граффити на аттических чашах третьей четверти VI - первой четверти V вв. до н. э. В его святилище в V в. мольпы устанавливали памятники с посвятительными надписями, от которых сохранились отдельные фрагменты [НО, 55-58, 167; Карышковский, 1984]. К III-II вв. до н. э. относятся три посвящения на мраморных постаментах для статуй [IOSPE, I2,163,189; Русяева, Kpanieina, 1992]. Все они подтверждают существование в этот

[244]

кризисный период истории Ольвии жрецов его храма, представлявших элитарную часть ее общины: Евник, внук прославившегося своей благотворительностью Протогена; Дионисий, отец известных здесь жрецов и феоров - Посидония и Агрота.

К особой форме вотивов Аполлона Дельфиния относятся литые бронзовые фигурки дельфинов различных размеров, которые служили и денежными знаками. В отличие от монет-стрел, они имели обращение только на обширной территории Ольвийского полиса, хотя изредка встречаются и при раскопках даже отдаленных от него городов, куда привозились торговцами или собирателями редкостных монет. Учреждением этого сакрального и материального символа Аполлона Дельфиния, не нашедшего отражения ни в одном из центров его почитания не только на Понте, но и в Средиземноморье, Ольвия с самого начала продемонстрировала политическую и религиозную независимость от метрополии и соседних полисов [см. под-робнее: Русяева, 1992:41-46]. Начиная со второй половины V в. до н. э., изображение дельфина стало составным элементом ольвийской полисной эмблемы (орел над дельфином). В ней были соединены символы Аполлона Дельфиния и Зевса, и она демонстрировалась на полисных монетах даже в греко-римский период [Русяева, 1992: 65-70]. В святилище Аполлона хранились все государственные декреты, устраивались приемы в честь феоров и проксенов, защищались права граждан и иноземцев. На протяжении веков оно было

[245]

главным религиозным и культурно-политическим центром, приобрело в Ольвии особый авторитет. Его жрецы были эпонимами и лишь в наиболее кризисных ситуациях их заменял сам Аполлон. Кроме того, он выступал здесь и в роли покровителя гимнасия и эфебов.

Известняковая фигура Аполлона. Ольвия. VI век до н. э.

Тем не менее, несмотря на длительное существование государственного культа Аполлона Дельфиния в Ольвии, после гетского нашествия эта эпиклеза бога больше не упоминалась в посвятительных надписях. Возможно, что главной причиной было уничтожение святилища и неверие ольвиополитов в его защитную силу в связи с полным разорением города и другими постигшими их бедствиями. Во всяком случае, после возрождения жизни в Ольвии и реорганизации ее пантеона, когда на рубеже 1-Й вв. н. э. во главе его стал Ахилл Понтарх, Аполлон был удостоен новой, ранее не зафиксированной здесь эпиклезы Простат (Защитник) [Русяева, 1992: 50-53]. Его святилище и культ, судя по многим надписям, находились под покровительством коллегии стратегов, которые по окончании службы и по причине своих побед над врагами преподносили Аполлону дорогие дары, чаще всего золотые и серебряные статуэтки богини Нике, устраивали общеполисные празднества. Одно из них специально отмечено в эпиграмме, где речь идет о победе над неприятелем, которую вся отчизна праздновала жертвоприношениями, прославляя стрелка Феба Аполлона Простата [IOSPE, I2, 175]. Откровенная замена в Ольвии культов Аполлона Дельфиния и Иетроса более универсальным Простатой диктовалась сложным внешнеполитическим положением города, стремлением расширить сотерические функции бога. Согласно посвятительным надписям, он одновременно являлся богом-миротворцем и защитником, отвратителем войны и болезней, врачевателем и спасителем, попечителем и благодетелем, соединив в себе все главные функции Аполлона предшествующего времени.

[246]

Цитируется по изд.: Русяева А.С. Религия понтийских эллинов в античную эпоху. Мифы. Святилища. Культы олимпийских богов и героев. Киев, 2005, с. 221-246.