Народный суверенитет

Буржуазная политическая идеология XVIII века исходит из принципа народного суверенитета. Принцип этот признавали бесспорным почти все французские политические мыслители предреволюционного времени. Мы встречаем его у Гольбаха, Кондорсе, Мабли и др.; с особенной силой он был развит в «Общественном договоре» Руссо.

Народу принадлежит суверенитет единый, неделимый, неотчуждаемый — таково основное положение Руссо. Только общая воля народа в праве создавать законы и устанавливать правительство. Руссо выводил из этого положения требование непосредственной демократии и отрицал допустимость народного представительства. У деятелей революции принцип народного суверенитета, вопреки Руссо, послужил фундаментом для обоснования и развития теории народного представительства, для защиты буржуазного парламентского строя.

Суверенитет принадлежит народу, повторяли они вслед за теоретиками XVIII века. Но в больших государствах невозможен порядок, при котором народ в его целом (le peuple en corps) осуществлял бы законодательную власть; поэтому народ должен выбрать тех, кому он доверяет осуществление своего права. Петион в речи, произнесенной в Учредительном собрании, выразил эту мысль следующим образом: «Почему народы избирают представителей? Потому что действовать самому для народа почти всегда представляет непреодолимую трудность; если бы эти большие массы могли быть организованы так, что могли бы двигаться легко и точно (avec r6gularit6), депутаты были бы бесполезны, я скажу более, — они были бы опасны». Робеспьер также говорил в речи от 12 сентября 1789 г.: «В больших монархиях народ может осуществить свое всемогущество, лишь назначая представителей». Мунье, признавая бесспорной истиной начало народного суверенитета, в то же время заявлял: «Нация не может управлять сама собой. Чтобы быть свободными и счастливыми, все народы вынуждены оказать доверие депутатам».

Сиейес прибавляет к этому соображения о невозможности для большинства граждан непосредственно участвовать в законодательстве в силу недостатка образования и досуга. Они, говорит он, «сами понимают, что должны ограничиться избранием представителей. Не отчуждая своих прав, они препоручают их осуществление. В интересах общественной пользы они назначают представителей, более способных, чем они сами, понимать общественный интерес и сообразно истолковывать их собственную волю».

Из начала народного суверенитета делают, таким образом, вывод в пользу установления народного представительства. Декларация прав человека и гражданина 1789 года соединяет в статье 6-ой начало народного суверенитета с идеей народного представительства. Она гласит: «Закон есть выражение общей воли. Все граждане имеют право участвовать в его образовании, или лично или через своих представителей». Конституция 1791 года прямо говорит: «Нация, от которой одной исходят все власти, не может пользоваться ими иначе, как через делегацию».

Как мы увидим ниже, ближе всего к теории Руссо стояла Конституция 1793 года, по которой законы, принятые Законодательным собранием, должны были поступать на последующее утверждение народа, т. е. на рассмотрение всех общин республики, а учредительная власть целиком сохранялась непосредственно за народом.

Эро-де-Сешель в докладе по поводу проекта Конституции 1793 года делал отсюда тот вывод, что «французское правительство лишь постольку представительно, поскольку в известных случаях народ не может действовать сам». При этом предложение ограничить право народа на утверждение закона лишь конституционными законами вызвало решительный протест с его стороны. «Было бы оскорблением народа, — сказал Эро-де-Сешель, — расчленять различные акты суверенитета».

Цитируется по изд.: Французская буржуазная революция. 1789-1794. Под ред. В.П. Волгина и Е.В. Тарле. М.-Л., 1941, с. 511-512.