Крепостное право: юридическое оформление (Черепнин, 1960)

Рассмотрев социально-экономическую эволюцию сельского населения в период образования Русского централизованного государства, остановимся на юридическом оформлении процесса крестьянского закрепощения. Здесь важно поставить вопрос о том, как изменялось право крестьянского перехода.

Интересна разница в терминологии, употребляющейся источниками XIV—XV веков применительно к ушедшим от своих владельцев феодально зависимым людям: холопам, с одной стороны, крестьянам—с другой. В отношении холопов речь идет о побегах. Так, указания на беглых холопов имеются в духовных грамотах. Например: «А что мои люди от меня бегают... и те есми люди дал своим детем, — ищут их себе» 2; «А что мой холоп Федорец бегает дьяк, и мои приказщики возмут на нем два рубля, а его отпустят на слободу»3; «Да что мои холопи беглые .., тех есми дал сыну же своему»4.

В отношении ушедших из имений феодалов крестьян-старожильцев в актовом материале употребляется термин «розошлись»5.

Эта разница в терминологии объясняется тем различием, которое существовало в праве собственности феодала на холопа, с одной стороны, и на крестьянина—с другой. Землевладелец был полным собственником холопа и неполным собственником крестьянина. И тем не менее различные выражения, употребляемые в ряде грамот,

______________

2. АСЭИ, т. I, стр. 286, № 394.

3. Там же, стр. 378, № 499.

4. Там же, стр. 524, № 612.

5. АФЗХ, ч. 1, стр. 203, № 232.

[245]

когда речь идет об уходе крестьян и холопов от своих господ (холопы «бегут», крестьяне «розошлись»), не дают права говорить о полной свободе крестьянского перехода.

Прежде всего надо отметить, что в договорных грамотах Нов[1]города с великими князьями XIV—XV вв. речь идет уже о «побегах» не только холопов, но и половников («А холоп или половник забежить в Тферьскую волость, а тех, княже, выдавати»). Судебные дела о половниках, так же как о холопах, производятся в Новгороде с участием их владельца-феодала: «А холопа и половника несудити твоим судиям без господаря; судити князю в Новегороде, тако пошло»; «который ли [холоп или половник] въстворить суд собе, судити его в Новегороде». В XV веке в договорных грамотах Новгорода и Пскова с польским королем и великим князем литовским Казимиром IV условия о выдаче «холопа», «рабы», «должника», «поручника», «разбойника», «татя» сопровождаются обязательством о выдаче «смерда» (государственного крестьянина). В договорной грамоте Новгорода с тем же Казимиром IV имеется специальная статья, запрещающая возбуждать дела против господ («вадити на осподу») не только холопу и «робе», но и смерду («а тому, ты, честны король, веры не няти») 1.

Далее интересно сопоставить терминологию актов Северо[1]Восточной Руси (отличную от новгородской), касающуюся ухода крестьян, не только с терминологией, употребляющейся применительно к ушедшим холопам, но и к «отъехавшим» от князей боярам. Наблюдения получаются очень показательные: холопы «бегут», крестьяне «расходятся», бояре и вольные слуги «отъезжают». Понятия, заключающиеся в приведенных выражениях, вполне отвечают социальной структуре в период феодальной раздробленности: вольные слуги—это княжеские вассалы, принадлежащие к господствующему классу феодалов, крестьяне — феодально зависимые люди, представляющие собственность землевладельца.

В отношении бояр и вольных слуг в договорных княжеских грамотах провозглашается право отъезда: «а бояром, и детем боярским и слугам межю нас вольным воля». В отношении крестьян такого права свободного перехода в XV веке не существовало. Во-первых, как было выяснено выше, «перезывать» крестьян феодалам раз[1]решалось лишь из «иных княжений». Во-вторых, князья разных княжений включали в свои договоры условия в отношении черных крестьян, которых они обязывались не принимать, так же как не покупать черных земель («а которые слуги потягли к дворьскому, а черные люди к сотцкому при твоем отце, при великом князи, а тех вам и мне не принимати»; «а которые слуги к дворьскому, а черные люди к становщику, блюсти их с одного, а земель их не купити» 2). Следовательно, и право перезыва крестьян из других княжений было ограничено.

________

1. ГВНП, стр. 18, № 7; стр. 116, № 70; стр. 322, № 335; стр. 132, № 77.

2. ДДГ, стр. 91, № 35; стр. 71, № 27; стр. 216, № 66.

[246]

О таком же запрете перезыва крестьян говорится в договорных грамотах Новгорода с великими князьями XIII века: «А из Бежиць, княже, людии не выводите в свою землю, ни из инои волости нов[1]городьскои...» 1. Выделилась также категория половников, которым был запрещен переход («половников... неотхожых людей») 2.

Наконец, основная часть крестьян—«старожильцы»—начинает рассматриваться как крепкая земле, связанная с определенными земельными участками. Возврат старожильцев считается приходом на свои «старые места». Это выработанное феодальным правом XV века понятие «старое место» крестьянина-старожильца сыграло большую роль в дальнейшем юридическом оформлении крепостнических отношений. Расценивая в качестве «старожильцев» феодально зависимое население, не только находящееся в данный момент в составе определенной вотчины, но и вышедшее из нее, закон исходил из предпосылки о том, что землевладелец вернет этих крестьян в свое имение. Отсюда, мне кажется, можно с полным правом сделать вывод, что появление термина «старожилец» было вызвано не «потребностью отмежевать категорию старых, зависимых от землевладельца тяглецов от увеличившейся массы новоприходцев», как думал Б. Д. Греков, а, напротив, распространение данного термина было показателем того, что возможность привлечения «новоприходцев» уменьшилась, что обострилась борьба за рабочие руки. В то же время правовое выделение старожильства, как особой категории крестьян, было вызвано и обострением классовой борьбы, проявлением которой являлись побеги. Закон постановил, что ушедшие из феодальной вотчины старожильцы не перестают рассматриваться в качестве крестьян-старожильцев своего феодала.

Важной гранью в истории крепостнических отношений является середина XV века. Прежде всего с 60-х годов XV веке в актах появляется термин «люди письменные», которых князья запрещают землевладельцам призывать на свои земли. Сопоставление источников показывает, что этот термин обозначает ту же категорию населения, что и термин люди «данские тяглые» («А писменных им людей моих, великого князя, и неписменых к себе не приимати» 3; «А людей им моих данских тяглых к собе не приимати» 4; «А данных людей им писменых в те села и в деревни не приимати» 5). «Данские люди письменные»—это крестьяне, обложенные тяглом и записанные в «данские» книги; «люди неписьменные»—крестьяне, не зане[1]сенные в книги («И данщики мои дмитровьские тех монастырьских сел в данстие книги не пишют» 6). Появление термина «данские люди

________

1. ГВНП, стр. 11, № 2. См. также стр. 12, № 3; стр. 16, № 6; стр. 20, № 9; стр. 22, № 10; стр. 27—28, № 14; стр. 30, № 15; стр. 35, № 19; стр. 40, № 22; стр. 47, № 26.

2. Там же, стр. 281, № 280.

3. АСЭИ, т. II, стр. 352, № 359.

4. Там же, стр. 354, № 360.

5. АСЭИ, т. I, стр. 249, № 341.

6. С. А. Шумаков, указ. соч., вып. 2, стр. 47.

[247]

письменные» было связано с теми систематическими переписями населения, которые, по-видимому, стали производиться с 60-х годов XV в. и о которых впервые имеется упоминание в духовной грамоте Василия II 1461—1462 гг. («...и моя княгини... и мои дети пошлют писцев, да уделы свои писци их опишут по крестному целованью да по тому письму, и обложат по сохам и по людем...» 1). Если раньше критерием принадлежности к числу «тяглых данских людей» определенного княжества, не подлежащих выводу, служила «давность» зависимости, то теперь таким критерием являлась запись в данские книги.

К середине XV в. относятся и первые известные грамоты, говорящие о крестьянских «отказах». Появление этих грамот нельзя понимать в том смысле, что лишь теперь было внесено ограничение в ранее господствовавшее право свободного крестьянского перехода. Установление правила крестьянских «отказов» представляло собой лишь новую форму ограничения крестьянского перехода (который не был свободным и раньше), в условиях ликвидации феодальной раздробленности и образования Русского централизованного государства. Когда стали исчезать отдельные самостоятельные княжества то, естественно, утратило реальный смысл стеснение права крестьянского перехода по линии разграничения «тутошних людей» (перезыв которых запрещался) и «инокняжцев», которые могли быть тоже с ограничениями перезваны. В условиях единого централизованного государства, внутри которого постепенно исчезали политические перегородки, утрачивало свой реальный смысл и представление о «старом месте» крестьянина-старожильца без твердой регистрации этого «места» не в отдельных княжеских грамотах, а в специальных книгах и без регистрации ухода крестьянина (с ликвидацией всех своих обязательств к землевладельцу).

Перед правительством централизованного государства развитие феодальных отношений выдвигало два возможных решения крестьянского вопроса: или вообще полный запрет крестьянских переходов, или ограничение их какими-то легализованными рамками. Оба эти направления великокняжеской политики нашли отражение в дошедших до нас актах.

К середине XV века относятся отдельные княжеские грамоты, запрещавшие «отказы» крестьян. В 50—60-х годах XV века были даны две грамоты Троице-Сергиеву монастырю великим князем Василием II. В одной из них (на владения в Бежецком уезде) говорится, что если кто-либо «откажет» монастырских крестьян-старожильцев, то монастырские власти имеют право их «не... выпущати ни х кому» 2.

В другой грамоте (на села в Угличском уезде) имеются в виду монастырские крестьяне («люди»), которые «вышли» из монастырских сел в великокняжеские и боярские владения, «не хотя ехати на... службу великого князя к берегу» (т. е. исполнять повинности по

__________

1. ДДГ, стр. 197, № 61.

2. АСЭИ, т. I, стр. 192, № 264.

[248]

обороне берегов рек, через которые совершали нападения татары и другие неприятели). Вышедших из-за монастыря крестьян было предписано «вывести опять назад». Тех же крестьян, «которые люди живут в их селех нынеча», великий князь «не велел пущати прочь». Для задержки и возвращения своих крестьян монастырские власти получили право прибегать к содействию угличского наместника, брать у него пристава 1.

Однако полное запрещение «отказов» было невозможно в условиях, когда еще слишком сильны были следы феодальной раздробленности, когда возникали бесконечные земельные тяжбы и споры о крестьянах, когда шла борьба в лагере феодалов, когда-центральная власть еще не была достаточно сильна для осуществления поли[1]тики полного юридического закрепощения крестьян, наталкивав[1]шейся на активное сопротивление.

Второе направление княжеской политики нашло отражение в ряде грамот. К середине XV в. относятся грамоты князя Михаила Андреевича на Белоозеро с запретом «отказа» крестьян в иные сроки, кроме Юрьева дня осеннего (26 ноября). Известны и аналогичные грамоты на Белоозеро более позднего времени Василия II, вологодского князя Андрея Васильевича, Ивана III 2.

В грамоте Ивана III 1463—1468 гг. в Ярославль, посланной по жалобе властей Троице-Сергиева монастыря, также были запрещены «отказы» монастырских крестьян в течение года, за исключением одного срока: «неделя до Юрьева, да неделя по Юрьеве дни, в две недели». Крестьян, «отказавшихся» не в этот срок, было велено «вывести... назад» 3. В 1467—1474 гг. аналогичная грамота была направлена в Суздаль и Юрьев. Согласно этой грамоте, княжеский пристав должен был вернуть монастырских крестьян, вышедших в княжеские или боярские села не в срок, и «посадить их по старым местом, где кто жил, до Юрьева дни до осеннего» 4.

При источниковедческом анализе этих грамот необходимо прежде всего решить вопрос о том, какие категории крестьянства они имеют в виду. Б. Д. Греков высказал предположение, что запрещение «отказов» касалось не всех крестьян, а прежде всего «людей», «через серебро попавших на работу к хозяевам и теряющих право свободно их покидать» 5. Думаю, что этот вывод не вытекает из наблюдений над источниками. Вот как документы определяют крестьян, об «отказах» которых идет речь: «половники в серебре», «половники серебреники», «люди серебреники», «люди и серебреники», «люди монастырские все и серебреники», «серебреники юрьевские», «серебреники и половники и рядовые люди юрьевские», «люди», «хрестьяне». Совершенно ясно, что речь идет

___________

1. АСЭИ, т. I, стр. 192, № 265.

2. АСЭИ, т. II, стр. 81—82, № 138; стр. 307, № 326; стр. 61—62, № 101; стр. 112, № 177; стр. 124—125, № 193; стр. 185, № 276.

3. АСЭИ, т. I, стр. 245, № 338.

4. Там же, стр. 263, № 359.

5. Б. Д. Греков, Крестьяне на Руси, изд. 2, кн. II, стр. 112.

[249]

вообще о крестьянстве. На это указывают такие термины, как «люди монастырские все», «люди», «хрестьяне». Остальные термины приводятся в грамотах потому, что при «отказе» крестьян, этими терминами обозначаемых, возникали особо сложные взаимоотношения между ними и феодалами. Это—задолжавшие монастырю крестьяне («серебреники», «половники», о которых речь шла выше); их «отказ» требовал расчета по «серебру»—сумме долга (происхождение которого было разнообразно и рассмотрено выше). Противопоставление «серебреников и половников юрьевских» «рядовым людям юрьевским»— это противопоставление крестьян-должников, «отказывающихся» в Юрьев день, «рядовым людям» — обычным крестьянам, «отказ» которых не был сопряжен с ликвидацией задолженности. Стало быть, с середины XV века постепенно отдельными княжескими грамотами для отдельных феодальных вотчин вводится правило об «отказе» крестьян, причем грамоты не ограничивают это правило какой-либо отдельной категорией крестьянства. Поэтому мне кажется, что нет никаких оснований говорить о том, что белозерские грамоты не имеют в виду старожильцев 1.

Указания на выходы крестьян имеются от конца XV века («А отказался, господине, от нас с тою деревнею Васко в Мишутинской стан тому два году» 2; «а жил, господине, тот Савка в нашей деревне в Захарьинской, да ся, господине, отказал из нашее деревни за великого князя в волость») 3.

Второй вопрос, который возникает при анализе рассматриваемых грамот,— это вопрос о значении термина «отказ». Этот термин употребляется или применительно к крестьянам, или применительно к феодалам и княжеской и боярской администрации. Феодалы и феодальная сельская администрация «отказывают» у других феодалов «людей», «отказывают» их «из деревень», «з дворца и деревень», «из села и из деревень». В свою очередь крестьяне «отказываются» от феодалов. Уход крестьян без «отказа» от феодалов обозначается термином «выход» («кто деи выйдет», «которой пойдет», «что деи из их сел вышли»). Таких «людей», «вышедших» без «отказа», предписывается «вывести опять назад», «посадить по старым местам».

Эти терминологические наблюдения указывают на эволюцию права выхода. Прежде всего бросается в глаза замена старого понятия (феодал «перезовет», «переймет», «осадит» крестьян) новым (феодал «откажет» крестьян). Эта эволюция понятий связана с переходом от феодальной раздробленности (когда можно было перезывать «инокняжцев») к централизованному государству (когда исчезли «инокняжцы», ибо не стало самостоятельных княжений). На территории единого государства уже нельзя было «перезывать» чужих крестьян, надо было оформить их переход в соответствии с установленными законом правилами.

________

1. Б. Д. Греков, Крестьяне на Руси, изд. 2, кн. II, стр. 112.

2. АСЭИ, т. I, стр. 538, № 628.

3. АЮ, стр. 10—12, № 6.

[250]

Крестьянин в условиях феодальной раздробленности рассматривался как «жилец» определенного земельного участка («старого места») и не разрывал связи с этим «местом» и после ухода. На ограниченной территории отдельного княжества, согласно существовавшему тогда праву, другого «места» для него не существовало.

В случае ухода в другое княжество средством для его возвращения служила льгота, которая и предоставлялась феодалами ушедшим «тутошним старожильцам». В Русском централизованном государстве пропало различие между «тутошними старожильцами» и «инокняжцами». И в случае нелегального ухода возврат на «старое место» мог производиться уже не путем «перезыва» при помощи льготы, а путем «вывоза» при помощи княжеского аппарата.

То, что термин «отказ» дается в сочетании со словами «село», «деревня» («откажут из села и из деревень»), проливает свет на смысл этого термина. «Отказ» означал разрыв связи крестьянина со своим «старым местом», т. е. крестьянин лишался своего земельного участка и освобождался от связанных с ним повинностей, для чего должен был расплатиться по всем своим обязательствам.

* * *

Известным итогом процесса юридического оформления феодальной зависимости крестьян на протяжении XIV—XV вв. явилась статья 57 Судебника 1497 г. («О христианском отказе»). Судебник уже не говорит о каких-либо разрядах крестьянства, употребляя обобщающий термин крестьянин — «христианин» («О христианском отказе», «а христианом отказыватися», «А которой христианин поживает за ким год» и т. д.). Выше указывалось, что термин крестьянин, вначале обозначавший преимущественно крестьян-старожильцев, к концу XV века приобретает обобщающий характер, в то время как термины «инокняжцы», «окупленые люди» и т. д. исчезают. Идет процесс слияния отдельных разрядов феодально зависимого населения в единую массу крепостного крестьянства.

В Судебнике речь идет об «отказах» прежде всего основной части крестьян-старожильцев, т. е. крестьян, имеющих земельный надел, свое единоличное хозяйство и несущих феодальные повинности. Это видно из того, что Судебник имеет в виду «отказы» «из волости, из села в село», т. е. «отказы» «сельчан», живших в «жилых» дворах, на участках, обложенных повинностями. «Пожилое» уплачивается за то, что крестьянин «жил» во дворе, поставленном на земле феодала (в том понимании слова «жить», которое было раскрыто выше, т. е. в смысле проживания на хозяйственно окультивированном наделе, являющемся источником феодальной ренты). Характерным и не случайным является то, что «пожилое» в полном размере платится за четыре года проживания во дворе. Такова была, очевидно, реально распространенная жизненная практика, согласно которой крестьянин получал три-четыре года льготы на хозяйственное обзаведение и устройство двора, как центра своего единоличного

[251]

хозяйства. Интересной иллюстрацией к постановлению Судебника является изложенный в правой грамоте 1490 г. факт «отказа» крестьян, «посаженных» на землю властями Симонова монастыря и по[1]лучивших трехлетнюю льготу. Через три года крестьяне должны были перейти на положение старожильцев, но потребовали льготы еще на два года и, не получивши ее, «отказались» из-за монастыря 1.

Условный расчет нормы пожилого за срок проживания на земле феодала менее четырех лет («полдвора», «три четверти двора») производится применительно к крестьянам новикам, «севшим» или «посаженным жити», но еще не превратившимся в полноценных «жильцов». Наконец, количественное различие, делаемое Судебником между нормами «пожилого» за проживание «в полех» и «в лесах», отражает выработанное жизнью различие между хозяйственной трудовой деятельностью крестьян, «садившихся жити» в пустоши, в лесу или на земле, уже бывшей когда-то под пашней.

Составление Судебника 1497 г., в который вошла статья «О христианском отказе», было подготовлено развитием феодального права в разных землях Руси еще в период раздробленности, и это право оформляло рост крепостнических отношений. Статья 57 Судебника является рубежом на пути длительного процесса крестьянского закрепощения и в свою очередь открывает новый этап этого процесса.

Подводя итоги всему вышеизложенному, можно следующим образом представить себе ход правового оформления крестьянской зависимости от феодалов в период образования Русского централизованного государства. Сначала четко определяются категории крестьян «великокняжеских» в противоположность частновладельческим (боярским, монастырским, митрополичьим и пр.). Феодалам запрещается перезывать в свои владения великокняжеских крестьян, живущих «на земле», находящейся в его верховной собственности (в «великом княженье» — княжеской «вотчине»). Основная масса частновладельческих крестьян выделяется в качестве «старожильцев», которые противопоставляются «людям пришлым инокняжцам» 2. Наряду с «тутошними старожильцами» княжеские грамоты знают также «пришлых старожильцев» (т. е. ушедших из феодальной вотчины и вернувшихся туда обратно). Выделение старожильства и запрещение феодалам перезывать крестьян в пределах данного княжения означало стеснение законом права крестьянского перехода. Законом признавался лишь «призыв» людей «из иных княжений». С объединением русских земель и образованием централизованного государства таких «иных княжений» оставалось все меньше. Так подготавливалось стеснение права перехода крестьян в масштабе всего государства. Неслучайно первые грамоты о разрешении крестьянского «отказа» лишь в Юрьев день осенний появляются на рубеже второй половины XV века, когда с объеди-

__________

1. АСЭИ, т. II, стр. 410—412, № 402.

2. АФЗХ, ч. 1, стр. 187, № 212.

[252]

нением Руси и постепенной ликвидацией самостоятельности отдельных княжеств вопрос о праве крестьянского перехода приходилось решать не в плане противопоставления «старожильцев» «инокняжцам», а иным путем, путем установления легальных форм крестьянского «отказа» в определенный законом фиксированный срок, с соблюдением установленных формальностей. Постановление о Юрьеве дне осеннем, вводимое сначала отдельными княжескими грамотами применительно к отдельным феодальным владениям, с образованием Русского централизованного государства приняло форму общегосударственного закона и вошло в Судебник 1497 г. Введение Юрьева дня осеннего в качестве обязательного для всего государства единственно разрешенного срока крестьянского «отказа» было важным этапом на пути юридического оформления крепостничества. Но эта мера не означала полного перелома в положении крестьянства от свободы перехода к его стеснению. Это была лишь новая форма ограничения крестьянского перехода в условиях образовавшегося Русского централизованного государства, так же как выделение «старожильства» являлось аналогичной формой в условиях существовавшей политической раздробленности.

[253]

Цитируется по изд.: Черепнин Л.В. Образование русского централизованного государства в XIV – XV веках. М., 1960, с. 245-253.