Синтоизм (Григорьева, 1993)

Чтобы понять расстановку социальных сил [в Японии] в начальный период распространения буддизма в Японии, обратимся к рассмотрению синтоистского пантеона. Исследователи склонны недооценивать степень стадиальной зрелости синтоизма. Однако при ближайшем рассмотрении оказывается, что синтоизм обладает достаточно развитым пантеоном: в нем существует верховное божество — Аматэрасу, три категории божеств, отличающихся строгой субординацией, а также высокой степенью канонизации внутри категорий.

В Японии VI—VIII веков культ предков продолжал сохранять первостепенное значение. Каждый род почитал своего прародителя (удзигами), который считался охранителем (в самом широком значении этого слова) благополучия рода. В условиях постоянного соперничества между родами, сопутствовавшего процессу становления и развития государственности, функции божеств-прародителей, которыми те обладали ранее, отходили на второй план. Отсюда — поли-функциональность подавляющего большинства синтоистских божеств. Поэтому структура пантеона определяется не столько функциями входящих в него божеств, сколько могуществом родов, которые им поклонялись.

Помимо родовых божеств японцы поклонялись ландшафт

[15]

ным божествам: каждая гора, река, лес имели божество-охранителя (также полифункционального). Однако вряд ли можно сказать, что эти божества образовывали последовательную иерархическую систему. Хотя в каждом районе имелось божество, обычно зооморфное, которое являлось здесь самым почитаемым, распространение его культа было ограничено территориально. Обычно иерархизация божеств достигается за счет их антропоморфизации и установления родственных связей между ними. Насколько можно судить по имеющимся у нас данным, ландшафтные божества еще не прошли этой стадии. Нельзя отрицать определенных тенденций антропоморфизации божеств. Однако, оценивая ситуацию в целом, следует признать, что для большинства синтоистских божеств характерен вполне свободный переход от зооморфности к антропоморфности, причем основным остается облик зверя.

Согласно генеалогическим спискам «Синсэн сёдзироку», могущественные и знатные роды вели свое происхождение от правителей; от «небесных божеств» (т. е. от божеств, родившихся и действовавших на небе,— божеств космогонического цикла японской мифологии); от «внуков небесных божеств» (родившихся на небе, но действовавших на земле ); от «земных божеств» (родившихся и действовавших на земле); от корейских и китайских иммигрантов.

Исходя из статистического анализа имен божеств, упоминаемых в «Кодзики», «Нихон сёки» и «Синсэн сёдзироку», нами было выявлено, что в синтоистском пантеоне с VI по VIII век происходило усиление культов Аматэрасу и «небесных божеств» и «внуков небесных божеств» за счет «земных божеств». Иными словами, зафиксированная в «Кодзики» и «Нихон сёки» хронологическая концепция появления богов: творцы («небесные божества») --> культурные герои («внуки небесных божеств») --> «земные божества»,— получила свое дальнейшее развитие. Значимость категорий божеств тем выше, чем раньше они появились. Существенное исключение составляет весь «царский цикл» японской мифологии. Несмотря на то что сама Аматэрасу должна входить в категорию «внуков небесных божеств», ее потомки занимают в синтоистском пантеоне непропорционально большое место, что свидетельствует о несомненной деформации пантеона под давлением социальных реалий.

Для японской аристократии вопросы генеалогии имели чрезвычайное значение, поскольку только соответствующее происхождение позволяло занять подобающее положение в обществе. В связи с этим вызывает интерес упоминавшийся факт выделения предков иммигрантов в одну из категорий синтоистского пантеона. Поскольку иммигранты настойчиво пытались интегрироваться в традиционную структуру японской родоплеменной аристократии, то одной из основных целей «Синсэн сёдзироку» было однозначно выделить потомков иммигрантов в

[16]

особую категорию и пресечь таким образом их попытку стать, реальной социально-политической силой. К этому существовали все предпосылки, ибо ввиду своего более высокого образовательного уровня потомки иммигрантов были совершенно не[1]заменимы на начальных этапах бюрократического строительства японского государства.

Сакральные генеалогии родоплеменной аристократии, имевшие в своей основе синтоистский миф, служили также надежным барьером не только против иммигрантов, но и против служилой знати вообще. Результатом этого явилась самоизоляция родоплеменной аристократии, что приводило в ее среде к еще большему усилению культа предков, общей консервации социальной мысли, основой которой неизменно был миф и базирующаяся на нем система сакральной генеалогии.

Для правящего рода характерна политика лавирования между родоплеменной аристократией и служилой знатью. С одной стороны, он был заинтересован в ликвидации децентрализаторских тенденций, основным носителем которых являлась родоплеменная знать. С другой стороны, царский род мог обладать наследственной властью лишь потому, что сам принадлежал к родовой аристократии и его «божественное» происхождение обладало общезначимой ценностью лишь при сохранении системы сакральных генеалогий. Поэтому политика правящего рода в VI—VII веках по отношению к синтоизму представляет собой попытку создания государственного синтоизма, ядро которого составляет миф об Аматэрасу и первом полулегендарном «императоре» — Дзимму. Наглядный итог этих усилий — появление летописно-мифологических оводов «Кодзики» и «Нихон сёки».

Интересующий нас период отмечен еще одной важнейшей чертой социально-культурного развития. Мы имеем в виду наметившееся выделение личности из коллектива. Развитие государственности, процессы классово-сословной дифференциации способствовали росту самосознания индивидом своих собственных потребностей, которые зачастую не совпадали с потребностями коллектива. Хотя синтоизм и проявил определенную способность к переменам, но его эволюция была слишком медленной и до сих пор синтоизм освящает не столько индивидуальные, сколько коллективные ценности. На официальном уровне синтоизм также еще не мог в полной мере выполнять роль государственной религии. Налицо, таким образом, глубокий кризис, который испытывал синтоизм в период, когда началось распространение буддизма в Японии.

Принимая во внимание общую направленность изменений, происходивших в синтоизме, можно предположить, что эволюция, необходимая с точки зрения новых общественных и индивидуальных потребностей, возможно, могла бы быть осуществлена внутри синтоистской традиции и без всякого влияния извне. Однако широкое распространение в соседних странах

[17]

такой стадиально развитой религии, как буддизм, заставило соответствующие социальные силы обратиться непосредственно к нему.

[18]

Цитируется по изд.: Буддизм в Японии. Отв. ред. Т.П. Григорьева.  М., 1993, с. 15-18.