Буддизм и государство [в Японии]

Правящий род и служилая знать были заинтересованы в укоренении буддизма прежде всего в качестве одной из составляющих общегосударственной идеологии. Поэтому официальное летописание осмысляет буддизм в первую очередь как магическое средство оберегания целостности государства. В многочисленных указах правителей, касающихся буддизма, превалирует именно такое понимание вероучения (только в «Сёку нихонги» аналогичных указов насчитывается более двух десятков).

Пик деятельности государства по распространению буддизма приходится на правление Сёму. В отличие от своих предшественников Сёму пытался превратить буддизм в оплот власти не только в столице, но и на местах. Во время вспышки эпидемии оспы в каждой провинции повелевалось воздвигнуть статую Будды Шакьямуни [Сёку ннхонги, Тэмпё, 9—3— 3, 736 г.]. Тремя годами позже во всех провинциях предписывалось построить семиярусную пагоду и переписать «Сутру лотоса» [Сёку нихонги, Тэмпё, 12—6— 19, 739 г.]. А в следующем году были учреждены «провинциальные храмы» (кокубундзи). Возносимые в них молитвы были призваны охранить царя, всю страну и отдельные провинции от болезней и несчастий.

Кульминацией усилий государства по внедрению буддизма стало строительство гигантского храма Тодайдзи. Родовой храм правящего рода в Исэ оставался в это время родовой святыней, еще лишенной общегосударственного значения. Роль такого центра в VII веке выполнял буддийский храм Асука-дэра, а со второй половины VIII века — Тодайдзи.

Сначала был провозглашен указ об отливке статуи космического будды Вайрочаны. В указе говорилось: «Я, недостойный, с благоволением взошел на трон. Всеми помыслами своими устремляюсь я к спасению и всеми силами своими лелею заботу о подданных. Хотя на окраинах уже процветает великодушие, Поднебесная еще не облагодетельствована Законом Будды. Воистину— таинственное великолепие Трех Сокровищ приводит Небо и Землю в гармонию, осчастливливает десять тысяч поколений, твари и растения набирают силу... Предержащий богатство в Поднебесной — это я. Предержащий силу в Поднебесной — это я. Этим богатством и силой этой будет воздвигнута

[22]

досточтимая статуя. С легкостью свершается дело, с трудом просветляется сердце. Но только боязно бесцельно утруждать люд, тревожить мудрецов и навлекать хулу — доброе дело обернется грехом. И посему собирающиеся в общину с глубокими и серьезными намерениями — да достигнут все они счастья. День каждый следует трижды поклоняться Вайрочане и, все более укрепляясь в вере, силы свои положить на строительство статуи. Если кто-то пожелает помочь в том хоть травинкой, хоть горстью песка — быть по его воле. Управители провинций и уездов — да не ввергнете вы люд в затруднения и страдания, да не понуждаете его силой. Д а будет возглашена воля моя далеко и близко» [Сёку нихонги, Тэмпё, 15— 10— 15, 743 г.].

Строительство осуществлялось как на средства, выделенные двором, так и на собранные пожертвования. В храмовой хронике Тодайдзи («Тодайдзи ёроку») сообщается, что пожертвования на строительство храма поступили от 51 590 человек, а на отливку статуи — от 372 075, причем среди крупных донаторов было немало представителей провинциальной аристократии, носившей ранг ниже 5-го [Хаякава, 1974, с. 273]. Строительство храма, занимавшего площадь в 90 га, потребовало огромных усилий. Достаточно сказать, что размеры «золотого павильона» — ныне самого большого в мире деревянного сооружении — составляют: высота — 49 м, длина — 57 м и ширина — 50 м.

В отличие от Индии, где буддийская община была независима от государства, в Китае, Корее и Японии сангха попала под жесткий государственный контроль, который стал осуществляться с 623 года. «Нихон сёки» сообщает, что один монах зарубил топором своего деда. Пользуясь случаем, Суйко созвала министров и потребовала, чтобы монахи строжайшим образом соблюдали заповеди. Уже через десять дней для контроля над поведением монахов были учреждены должности содзё, содзу и хото. Первые две должности заняли монахи, а должность хото досталась чиновнику [Нихон сёки, Суйко, 31—4—3, 623 г.]. Таким образом, буддийская община в Японии с этого времени перестала быть формально независимой от государства. В этом же году составили списки монахов и храмов. Оказалось, что в стране насчитывалось 46 храмов, 816 монахов и 569 монахинь.

Видя в буддизме идеологическую опору своей власти, правящий род пытался, с одной стороны, создать многочисленную буддийскую общину, с другой — поставить ее под жесткий государственный контроль, поскольку буддизм, приверженцами которого считали себя наиболее динамичные силы японского общества, приобретал самостоятельное политическое и экономическое значение.

Для того чтобы принять монашество, требовалось согласие соответствующих государственных ведомств. Власти пытались превратить монахов, принявших официальное посвящение, в разновидность чиновников, в обязанность которых входило

[23]

прежде всего вознесение молитв о благополучии государства и самого царя. Для более строгого отбора кандидатов в монахи Гандзин (688—763), приглашенный из Китая, построил при Тодайдзи «алтарь посвящений». Несколько позже подобные алтари были воздвигнуты еще при двух храмах. Эти государственные учреждения фактически монополизировали право посвящения в монахи. Указом 760 г. для монахов вводились ранги, на[1]ходящие соответствия со шкалой рангов обычных чиновников.

Надзор за монахами осуществлялся вначале с помощью отдельных рескриптов, а позднее на основе «Законов о монахах и монахинях» («Сонирё»), входивших в свод законов «Ёрорё» (757 год). Некоторые из законов являются переложением соответствующих заповедей, другие — определяют вопросы взаимоотношений между монахами и властями.

Соблюдению заповедей государство придавало первостепенное значение. Намного большее, чем догматическим вопросам) вероучения. Так, в указе Гэнсё осуждаются монахи, проводящие время в спорах о карме, а не раздумывающие о соблюдении заповедей. «Главным они считают святое учение, а не планы императора» [Сёку нихонги, Ёро, 6—7— 10, 722 г.]. В другом указе осуждается раскол на секты, вызванный спорами о сути вероучения [Сёку нихонги, Ёро, 2— 10— 10, 718 г.]

Заповеди, пришедшие на смену табуациям синто, считались одним из главных средств в процессе социализации. В умах современников соблюдение заповедей и повиновение законам были тесно связаны между собой. Знаменитый религиозный деятель японского средневековья Кукай обвинял одного нерадивого монаха: «Ты не соблюдаешь заповедей и не повинуешься законам... Этим ты замутняешь Закон Будды и подрываешь государство» [Хакада, 1972, с. 247].

В экономическом отношении многие буддийские храмы представляли собой крупные феодализирующиеся хозяйства. Они имели значительные земельные наделы, которые получали как от царя, так и от донаторов. И, хотя в «Сёку нихонги» мы постоянно встречаемся с указами, требующими положить конец, увеличению храмового землевладения, этот процесс продолжался.

В качестве донаторов часто выступали богатые люди незнатного происхождения. За эту услугу им нередко предоставлялся минимально высокий ранг (5-й), необходимый для занятия должностей при дворе. В условиях слабой вертикальной мобильности японского общества обращение к буддизму служило, таким образом, действенным средством продвижения в социальной иерархии. Внутри самой буддийской общины в отличие от других социальных групп вертикальная мобильность также осуществлялась весьма активно.

Для всего VIII века характерно увеличение влияния буддийского духовенства на государственные дела. Предпринятая монахом Докё попытка государственного переворота является

[24]

логическим следствием усилившихся притязаний буддийского клира.

Докё из рода Югэ появился в штате придворных священнослужителей в начале 50-х годов VIII века. Японские графологи по сохранившимся образцам каллиграфии Докё утверждают, что он обладал «сильным и самоуверенным характером» [Bender, 1979, с. 139]. З а монахом утвердилась слава умелого целителя. Видимо, поэтому в 761 году его направили к занемогшей бывшей царице Кокэн. Докё вошел к ней в доверие, и, по мере того как Кокэн вновь обретала влияние, усиливались и позиции Докё.

В 762 году он был назначен на пост сёсодзу (третья должность в иерархии буддийских священнослужителей после содзё и содзу), сменив Дзикуна, ставленника всемогущего Фудзивара Накамаро, фактически управлявшего Поднебесной при Дзюннине (758—764), который взошел на трон после отречения Кокэн. П равление Дзюннина в отличие от правлений его предшественников окрашено скорее в конфуцианские, чем в буддийские, тона.

Летопись скупо отмечает, что между Кокэн и Дзюннином «обнаружились разногласия, после чего Кокэн удалилась в храм Хокодзи» [Сёку нихонги, Тэмпё ходзи, 6—5—23, 762 г.]. Затем она объявила, что принимает монашество, оставляя малые дела управления Дзюннину, а крупными станет отныне заниматься сама [Сёку нихонги, Тэмпё ходзи, 6— 6—3, 762 г.]. Политическое маневрирование, продолжавшееся в течение двух лет, окончилось битвой войск Кокэн и Фудзивара Накамаро, в результате которой последний потерпел поражение. Дзюннина сослали, а на трон вторично взошла Кокэн — на этот раз под именем Сётоку.

Государыня-монахиня пожелала иметь министра-монаха и даровала Докё должность дайдзин-дзэндзи (букв, «министр-монах»), впервые введенную в придворный обиход. В указе говори[1]лось: «Хотя я обрила голову и облачилась в монашеское платье, я должна повелевать Поднебесной. Согласно аутре, Будда рек: “О цари! Когда вы всходите на престол, следует пройти бодхисаттвы чистейшее посвящение”. А посему для монаха нет причин, чтобы отстраняться от управления. Почитаю потому за благо, чтобы у меня, императрицы-монахини, был министр-монах» [Сёку нихонги, Тэмпё ходзи, 8—9—20, 764 г.]

В 765 году специально для Докё была создана должность, которая называлась «главный министр-монах». Докё вместе с Сётоку возобновили активное поощрение буддизма. Пользуясь своим почти неограниченным влиянием на Сётоку, Докё всеми мерами способствовал строительству буддийских храмов (особенно известен среди них Сайдайдзи), увеличивал их земельные наделы. О масштабах деятельности Докё свидетельствует хотя бы следующий факт. Для ритуального очищения от скверны, вызванной мятежам Накамаро, был вырезан миллион деревянных моделей пагод. В каждую из них вложили текст с обе-

[25]

регающими заклинаниями — дхарани. У казанная в источниках цифра может показаться преувеличенной, однако до сих пор в храме Хорюдзи хранится 40 тыс. этих памятников неукротимой энергии Докё.

Докё изгонял представителей могущественного рода Фудзивара с занимаемых ими должностей и назначал на них своих сторонников. Д о появления Докё на политической арене ни один из членов рода Ютэ не принадлежал к придворной знати, но к концу 60-х годов VIII в. уже десять человек с фамилией Югэ имели 5-й ранг и выше [Bender, 1979, с. 140]. Однако Докё так и не удалось подчинить своему контролю среднее звено чиновничества, и после смерти министра род Югэ полностью утратил свое значение.

В то время в придворных кругах большое влияние приобрел культ синтоистского божества Хатимана. В 769 г. в столице стало известно, что оракул из храма Хатимана, который находился на Кюсю, сообщил волю бога: стране будет обеспечен мир и спокойствие, если Докё станет императором. Для того чтобы получить подтверждение этого сообщения, Сётоку от[1]правила на Кюсю своего посланца Вакэ Киёмаро. Докё напутствовал его так: «Несомненно, что великий бог призывает посланника, дабы объявить ему о моем избрании на престол. В этом случае дарую тебе ранг и должность». Однако Вакэ Киёмаро вернулся от оракула с совсем другим ответом: «Со времен начала нашего государства и до дней нынешних определено, кому быть государем, а кому — подданным. И не случалось еще, чтобы подданный стал государем. Трон солнца небесного должен наследоваться императорским домом. Неправедный же да будет изгнан» [Сёку нихонги, Дзинго кэйун, 3—9—25, 769 г.]

За такой ответ Киёмаро был отправлен в ссылку, но и могуществу Докё был вскоре положен конец. После смерти Сётоку, последовавшей в 770 г., новый государь Конин (770—781) изгнал Докё в храм Симоцукэ, где он и скончался три года спустя. Возмущение, вызванное коалицией Докё и Сётоку, было настолько велико, что Конин решил изменить девиз правления, не дожидаясь конца года, что было совершенно недопустимо с точки зрения привычной царской этики.

Докё навлек гонения не только на себя самого и свою партию — вообще усиливаются антибуддийекие настроения при дворе. Прекратилась помощь буддийским храмам, вновь уже[1]сточился государственный контроль над вступлением в монахи. Предания «Сёку нихонги» отражают этот процесс. В 722 году удар молнии поразил пагоду храма Сайдайдзи. Причиной бедствия признали проклятие синтоистского божества храма Оно, взбешенного тем, что дерево на постройку буддийского святилища срубили в его владениях [Сёку нихонги, Хоки, 3—4— 29, 772 г.]. В том же году разразился страшный ураган, который выворачивал с корнем деревья и срывал крыши. Для умиротворения божества Цукиёми синтоистско-буддийский храм (дзингудзи)

[26]

Ватараи из провинции Исэ перенесли в другое место, поскольку он находился слишком близко к родовому храму правящего рода. В самом храме сместили прежнего жреца, при котором была установлена статуя Будды [Такатори, 1979, с. 46].

Начиная с этого времени правители Японии окончательно осознают, что только идеологическая система синтоизма, под[1]крепленная конфуцианством, гарантирует надежность наследственного правления, а буддизм с его непременным акцентом на всеобщую этическую оценку, распространяемую и на правите[1]ля, способен вносить дисгармонию в сложившуюся структуру власти.

[27]

Цитируется по изд.: Буддизм в Японии. Отв. ред. Т.П. Григорьева.  М., 1993, с. 22-27.